Кетеван замечает мою вымученную улыбку и просит библиотекаря о том, чтобы она рассказала об отношении Гамсахурдиа к Германии, поскольку она, Кетеван, тоже об этом ничего не знает.
Я с благодарностью смотрю на Кетеван и слушаю:
— Гамсахурдиа учился в трех немецких университетах: в Лейпциге, Мюнхене и Берлине. С аттестатом об окончании кутаисской гимназии он в 1911 году на 8 лет поселился в Германии, учился там и опубликовал в одном из немецких издательств свое первое литературное произведение. В начале первой мировой войны, которая застала его в Мюнхене, его обвинили в шпионаже и неподалеку от города заключили в крепость. Из заключения в крепости он был освобожден в результате личного вмешательства Т. Манна. В 1919 году Константин Гамсахурдиа, получив степень кандидата философских наук, возвратился к себе на родину, в Грузию, и посвятил себя полностью литературной деятельности. Его наиболее значительными произведениями являются "Давид Строитель" и роман "Цветение лозы", а также работы, отражающие его постоянные связи с Германией. Так, например, главная героиня его трилогии "Похищение луны" — немка, а действие романа частично происходит в Германии. Кроме этого, Гамсахурдиа написал книгу о Гёте и перевел на грузинский "Страдания молодого Вертера".
— Вы заинтересовали меня этим человеком, — говорю я.
Но тему нашего разговора мне хочется все-таки сменить, и я прошу ее рассказать о постановке библиотечного дела в республике.
— В Грузии сегодня насчитывается несколько тысяч библиотек, многочисленные читатели которых имеют в своем распоряжении свыше 25 миллионов книг и журналов. Это неизмеримо больше того, что имелось в Грузии до 1917 года.
Что меня впечатляет больше всего, так это число читателей. Почти половина населения Грузии является постоянными читателями библиотек.
Обо всем этом Лела рассказывает мне с восторженностью человека, который любит свою профессию и живет ею. Поэтому и вопросы, которые она задает мне, постоянно вращаются вокруг того, что для нее является ценным и значимым, то есть вокруг литературы.
О своей жизни, работе рассказывают нам и другие члены семьи. Леван — о том, что делается на его предприятии, золовка — о сельском магазине, где она работает продавщицей, и все наперебой — о детях.
Старик, напоминающий мне своей неутомимой потребностью служить людям старого садовника Мамулашвили из Мцхеты, достает из буфета небольшую рамку с фотографией человека в военной форме, с пушистыми черными усами. Лела в знак своего живого участия одобрительно кивает старику.
Я вижу, что фотография уже изрядно поблекла. Может быть, поэтому усач выглядит слегка бледным, а твердый взгляд его черных глаз выражает не просто мужскую решимость, а властность. На нем форма советского офицера. На груди множество орденских планок.
— Это мой старший брат, — говорит сдержанно старик. — Он генерал!
— Ах вот оно что! — И я еще раз смотрю на снимок.
Но известие о том, что из скромных крестьянских семей, как эта, выходят люди, которые занимают в жизни важные посты и совершают действительно выдающиеся деяния, не удивляет меня ни здесь, в Грузии, ни вообще в Советском Союзе. Жизненный путь бесчисленного множества известных в стране личностей начинался в деревнях, в крестьянских семьях. И все же то, что среди членов этой простой семьи — генерал, дополняет мои непосредственные впечатления о многообразии жизни в Грузии, о столь различных формах ее проявления.
…Уже пора идти спать. Лела показывает мне на огромную деревянную кровать в углу и спрашивает, устраивает ли она меня.
— Спасибо. Конечно. Почему бы нет?
— Не будет ли она коротка для вашей гвардейской фигуры?
Под общий смех я успокаиваю Лелу, объясняя, что никогда не сплю, полностью вытянув ноги. Пока Реваз, Гоги и Леван что-то обсуждают по-грузински, по всей вероятности, "ремонтную экспедицию" к машине утром, я наблюдаю, как Лела и ее золовка застилают чистым бельем постель. Закончив, они уходят в соседнюю комнату, чтобы подготовить там постель для Кетеван и Реваза.
…Утром, открыв глаза, я вижу перед собой освещенную лучами солнца мужскую фигуру. Это — Реваз. В доме тихо. Кажется, что все еще спят. Шепотом Реваз просит меня по возможности скорее и потише одеться. Он хочет, чтобы мы украдкой, никого не беспокоя, ушли из дома. Гоги и Леван, говорит он, уже ушли ремонтировать машину.
Не без внутреннего сопротивления я поднимаюсь из пахнущей теплом постели и замечаю, что перед окном прогуливается Кетеван. Почему Реваз снова так спешит?
— По меньшей мере к обеду мы должны быть в Рустави, — тихо произносит Реваз. — Если мы будем ждать машину здесь, то нам ничего не останется, как завтракать. Иначе мы обидим хозяев.
Это мне понятно. Быстро я собираю свои вещи. Но уйти нам, видимо, не судьба. Не успеваю я одеться, как из кухни слышится шум и тихие женские голоса.
Несмотря на наши возражения, трогательно заботливая Лела не хочет отпускать нас, прежде чем мы не подкрепимся любовно приготовленным сытным завтраком. Вскоре появляются на нашей машине Гоги и Леван.