Читаем Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) полностью

Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

"Нет, — решил я, — следующую весну мы встретим в наших местах…" Я закрыл глаза и представил дубы над Ергенью, её медленную воду, широкие плёсы…

— Олег.

Я обернулся. Позади меня стоял Вадим.

— А? — поинтересовался я, отворачиваясь.

— Мы с тобой друзья, Олег?

— Да, — спокойно ответил я, глядя, как красиво светится море — полосы рыб и дельфинов светящимися торпедами рассекали его туда-сюда, взрываясь дорожками искр, когда кто-то из обитателей глубин выпрыгивал на поверхность.

— Пожалуйста, — с усилием выделил это слово Вадим, — не… сделай так, чтобы мы не встречались с Франсуа.

— Сделаю, — ответил я, не поворачиваясь. Вадим переступил с ноги на ногу и даже с какой-то обидой спросил:

— Даже не поинтересуешься — почему?

— Не поинтересуюсь, — отозвался я. — И так знаю.

— Всё-то ты знаешь, — сказал он, и я повернулся к нему, улыбаясь:

— А помнишь — ты как-то упрекнул меня, в том, что я "такой дебил в некоторых вещах"? Перед нашим первым походом? Умнею.

На какой-то миг Вадим потерялся. Потом сердито сказал:

— А ты ничего не забываешь, Олег.

— Ничего, — подтвердил я.

— А всё-таки, — тихо сказал Вадим, — страшненьким ты стал…

— Это ты мне тоже говорил, — вспомнил я.

— С тех пор — ещё страшнее, — буркнул Вадим, поворачиваясь. Он ушёл бесшумно, как и положено. А я вдруг (действительно "вдруг", неожиданно для самого себя!) засмеялся. Откуда-то пришли строки — по-моему, из какого-то кино, — которые я пропел-проговорил вслух:

— Эти детские игрыМне давно уж не по нутру…Блеск кинжала и шпагиИнтересней, поверьте…Мы давно играемВ одну и ту же игру —И игра эта пахнет смертью…

— Олег, ты чего?

Танюшка подошла тоже бесшумно. Она улыбалась, покусывая травинку, коса была распущена, волосы падали на плечи и до пояса, на грудь…

— Ты чего, Олег? — весело спросила она. Вместо ответа я встал на колени и, обняв её бёдра, прижался щекой к животу…

Вячеслав БутусовВ последнем месяце лета я встретил тебя,В последнем месяце лета ты стала моей,В последнем месяце лета речная водаЕщё хранила теплоИюльских дождей —И мы вошли в эту воду однажды,В которую нельзя войти дважды…С тех пор я пил из тысячи рек,Но не смог утолить этой жажды!Первая любовь была слепа,Первая любовь была, как зверь,Ломала свои хрупкие кости,Когда ломилась сдуруВ открытую дверь —И мы вошли в эту воду однажды,В которую нельзя войти дважды…С тех пор я пил из тысячи рек,Но не смог утолить этой жажды!В последнем месяце лета мы распрощались с тобой,В последнем месяце лета мы не сумели простить,В последнем месяце лета жестокие детиУмеют смеяться, не умеют любить —И мы вошли в эту воду однажды,В которую нельзя войти дважды…С тех пор я пил из тысячи рек,Но не смог утолить этой жажды!

…Обнявшись, мы сидели на большом камне, и море о чём-то вздыхало у наших босых ног. Неподалёку монотонно ревел поток, но не мог заглушить близкий звон гитары и отчаянный, какой-то небесный голос мальчишки, поющий ревякинскую "Вольницу"…

— Вспомни — бредилЗапорожской СечьюВспомни…Ковш горилки крепкойЗвонкие бандурыПесни до утраБуйством льются пулиВспомни!БредилЗапорожской Сечью!Вспомни!Буйный оселедецДруги боевыеСтруги скорыеШеи голыеВоля!Наша Вольница без одежд пришлаВ край, где верили, где варили властьСкорые до рук, до расправ-усладЛокти выголив, порезвились всластьНаша Вольница болью корчиласьШарил грудь свинец, шею сук искалВыкормыши бед тенью КормчегоШабаш правили в долгих сумеркахНашу Вольницу Ветер выплюнулОтрыгнул огонь прелым порохомВыструнили псов гимны выть в пленуНе изранить жуть нервным сполохомЧох!..

Перейти на страницу: