Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

Верещагин Олег Николаевич Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

Мы будем помнить

Путь в архипелаге…

В. П. Крапивин

Отдых в пути миновал.

Пройден последний привал.

Кончены долгие споры.

Путь бесконечен и прост:

Вдаль — на сияние звёзд!

Вдаль — через реки и горы!

Вы же, кого я любил,

Знайте: я вас не забыл,

Вашими жив именами!

Пусть не оставлю следа —

Истинна наша звезда —

Та, что сияет над нами!

Дж. Р. Р. Толкиен

Только эхо в горах

Как прежде, поёт

Голосами друзей-мальчишек…

Голоса их всё тише…

Время не ждёт.

ЧайФ

Я посвящаю эту книгу моим друзьям —

тем, кто своей жизнью опроверг слова

"Игра важнее тех, кто в неё играет",

доказав, что все игры на свете делаются

ЛЮДЬМИ

АВТОРСКОЕ ПРИЗНАНИЕ

Эту рукопись читало уже немало людей. Удивительна была их реакция на неё — столь же разнообразная, как и сами читавшие.

"Опять ты расизм пропагандируешь…" — кривились одни.

"Ну ты молодец, это прямо сага!" — трясли мне руку другие.

"Ну и зачем ты это написал?" — удивлялись третьи.

"Что, нравится описывать, как малолетки трахаются?" — подмигивали четвёртые.

"Учебник по фехтованию и выживанию," — пожимали плечами пятые.

"Неплохой сборник бардовской песни," — сухо замечали шестые.

"Спасибо, это о нашем детстве," — довольно сентиментально благодарили седьмые.

"Сплошной плагиат," — даже определили некоторые.

В ответ на все эти реплики я только морщился. Иногда открыто, чаще — "про себя". Не было ничего удивительного в том, что каждый читавший книгу нашёл в ней что-то своё. Просто я — Я, автор — не писал роман ни об одной из этих вещей.

А собственно, о чём я его писал?

Ближе всех к истине были "седьмые". Я просто писал о друзьях своего детства, о наших играх, надеждах, снах, фантазиях, ссорах и мечтах, о нашей дружбе и о том, как больно рвалась она временами…

И всё-таки книга выходила не только об этом.

Это был, конечно, Барри с его "островом Никогда-Никогда" и Потерянными Мальчиками. И, конечно, Толкиен — "отдых в пути миновал, пройден последний привал… путь бесконечен и прост — вдаль, на сияние звёзд!" И несомненно Лукьяненко со всеми Сорока Островами. И разом все авторы "географических романов", которые я так любил в детстве. И Крапивин — тут я ничего и объяснять не стану. И ещё сотни прочитанных мной книг — вплоть до михалковского "Праздника непослушания" — да-да! Так что это наверняка плагиат. Или пастиш.

Или?..

Я не собирался — и не собираюсь — получать за эту рукопись какие-то дивиденды. Её не напечатают по множеству причин. Но я всё-таки прошу прощения у авторов тех многочисленных стихов, которые я навставлял в текст, не указывая, кто их сложил, а то и впрямую приписывая другим людям — реально существующим или выдуманным.

Может быть, кто-то в книге узнает себя. Свои мысли и желания. Свои надежды и свою веру. Я же только могу сказать, что, когда мне плохо или мне хочется отступить перед чем-то — в душу мне каждый раз заглядывают глаза того мальчишки, которым я был. Он выступает из какой-то мглы, похлопывая по штанине длинным прутиком и смотрит, а следом выходят другие. Молча. Они не осуждают меня. Они просто смотрят. И я нахожу в себе силы жить дальше…

…Если вы дочитаете книгу до конца, то поймёте, что я писал её ради последней сцены.

И это правда. Или, по крайней мере, её основная часть.

Счастливого пути. Hoott vejkki. Счастливого пути.

РАССКАЗ 1 Чужая земля

Это было, это было

в той стране,

О которой не загрезишь

и во сне…

Н. Гумилёв

… - Продавец и спрашивает: "Мужик, а кто там у тебя сидит-то?!" "Не знаю я. Но сыр любит — офигеть!"

Танька рассмеялась, но тут же ойкнула и запрыгала на одной ноге:

— Ой, я, кажется, на что-то наступила…

— Не на бутылку? — забеспокоился я. — Погоди, сейчас… вот сюда давай.

Я подставил ей руку и помог допрыгать до пенька, бросив в траву свои туфли и её кроссовки. Танюшка прыгала и жалобным повизгиваньем обозначала свои невыносимые страдания, но я всерьёз беспокоился — мало ли, что валяется тут в траве? С тех пор, как нашу речку почистили, на её берегу повадились устраивать пикники — в меру своего понимания, то есть: бухали, закусывали и били бутылки о деревья, а иногда — друг другу о головы.

Если Танюшка распорола себе ногу, то в следующий раз колоть головы об их бутылки буду я. Можно и наоборот. Бутылки о головы.