Путь солнца (СИ)

Конечно, сам Евгений Анатольевич об этом не догадывался. Люди вообще не любят или боятся думать о своей последней минуте. А если бы задумались ненадолго, то быстро бы поняли: последней может стать любая минута.

В предрассветье этого рокового дня колючий октябрьский ветер пронзил весь город с востока на запад и принёс одним из своих резких порывов нечто тёмное и плотное, похожее на сгусток дыма из какой-нибудь окраинной кочегарки. Нечто, спугнув воробьёв, утвердилось на самом углу четырёхэтажного дома 17 по улице Свердлова, там, где образовывался её перекрёсток с центральным проспектом, и какой-нибудь пешеход с отличным зрением смог бы угадать в серо-фиолетовом сгустке контуры, напоминающие человеческую фигуру. Мрачное существо свесило короткие нижние конечности вниз примерно на пять-шесть кирпичей, а верхние протянуло перед собой. Острый взгляд внимательного пешехода разглядел бы в этих руках- лапах не только предмет другого цвета, а именно бледно-жёлтого, но и то, что он похож на рулон обоев, только раза в полтора уже.

Однако людей с неиспорченным зрением нынче очень мало, и они чаще смотрят себе под ноги, чем на крыши домов, так что необычное существо для горожан или приезжих осталось незамеченным. Лишь кое-кто, не слишком обременённый домашними или служебными заботами, обратил внимание, что сегодня стылый утренний ветер окончательно вытолкал с улиц и скверов тёплый воздух, сдёрнул с деревьев, кустарников последние, самые цепкие иссохшие листья и так дохнул на городские пруды, что те в испуге спрятались под защитной плёнкой льда.

Чуть позже, когда видимость в городе прояснилась до дневной, пространства, не занятые людьми, наполнили шумы, звуки и лязги механизмов, а Евгений Анатольевич сел завтракать в своей маленькой кухне, над тем же перекрёстком появилось густое белое облачко, медленно спланировавшее на двускатную крышу двадцатого дома. В суете нового дня это явление также осталось в неизвестности, даже для людей с первоклассным зрением. Таким был, например, военный пенсионер и

бывший лётчик Н.С.Сергеев из того же дома 20, который выгуливал свою красавицу-колли Дину в сквере напротив. Он внимательно наблюдал за собакой, бодро цокавшей по асфальтовым дорожкам, равнодушно - за движением автомобилей по улице и поворачивал высокий воротник своего бушлата так, чтобы ветер мог хлестнуть ледяным порывом только в прикрытый затылок.

Между тем в воздушном пространстве ранее упомянутого перекрёстка, на уровне крыш, завязался диалог, который с перерывами продолжался около двадцати минут до самого момента смерти Евгения Анатольевича. Вот его начало.

- Ты зря прилетел! Убирайся обратно в свой туман спокойствия! Здесь пыль и копоть сделают тебя серым, как та грязная кошка, что крадётся по чердаку! Убирайся! Исчезни, пока ещё можешь сохранить свою глупую чистоту! Исчезни! - отрывисто и рыкая сказал один голос.

- Мы не знаем пока, кто из нас прилетел зря. И мой Хранимый ещё жив, - отвечал голос спокойный и мягкий.

- Эй, ты! Смотри, какой список! Убирайся! Это мой человек! Ты его уже не перетянешь! Смотри, смотри! Ты обманываешь себя! Этого списка хватит на двоих!

- Он сам себя может перетянуть.

- Ха-ха-ха! Какая глупость! Здесь одиннадцать миллионов грехов! Считать умеешь?! Он ещё до восьми раз согрешит, пока не расстанется с телом! Всё, исчезай! Исчезай!

- Вряд ли больше шести. И не одиннадцать. Чуть-чуть больше десяти миллионов девятисот сорока двух тысяч.

- А! какая разница! Он давно наш! Он погрузил себя в темноту задолго до смерти! Ты должен был отречься от него!

- Мы ни от кого не отрекаемся. Даже от тех, кто уходит с вами. И ты напрасно радуешься большим цифрам: Хранимый четыре раза исповедался.

- Улетай! Ты знаешь, что явился сюда зря!

- Это напрасный спор. Многие его грехи отпущены или заглажены. Теперь

будущее зависит от последних минут здесь. Я верю в этого человека и буду ждать.

Евгений Анатольевич необычайно удивился бы, доведись узнать, кто о нём спорит, да ещё над местом предстоящей смерти. Он спешно позавтракал и, зная, как внучка любит сладкое, не стал есть "своё" пирожное, одно из трёх. Другие предназначались на завтрак жене и их четырёхлетней говорливой Насте. Та ещё спала, и Евгений Анатольевич привычно подумал о безалаберном сыне и невестке, у которой так и не появилось чувство материнства. Оба ранних супруга быстро взаимно разочаровались и теперь устраивали свою личную жизнь каждый отдельно. В том числе отдельно от Насти.

Однако сокрушаться было некогда: начальство не жаловало опаздывающих, а машина весь вчерашний день заводилась тяжело и могла сейчас отказаться везти Евгения Анатольевича на работу. Потому улыбкой и кивком попрощавшись с женой, Евгений Анатольевич вышел из квартиры и, усмехнувшись на звук путешествующего где-то над головой лифта, начал спускаться с пятого этажа по лестнице.

Третий его задержал. Старушка-соседка уже вывела из квартиры на утреннюю прогулку свою маленькую рыжую собачонку, и, приблизившись, Евгений Анатольевич увидел не только собаку, но и сделанную ею лужу.