Путь Сизифа

– Дорога постижения мира не уходит во что-то не бывшее, мы идем по ней, раздвигая ограниченность, путем аналогий, подобий, сравнением знаний мириад других людей, накопленными веками. В диалоге с людьми, их одиночествами, взрывающимися в действия – поступки, жесты, слова. С их пронзительными желаниями счастья и близости, потерянными в сером существовании. Или во всеобщем страхе перед возможной гибелью.

Марк удивился:

– Но вы сами говорите, что мы стремимся туда, где и не жили.

– Стремимся к наиболее возможному, что человек может помыслить. Человечество – а его можно ощутить как единый организм – болезненно ищет чего-то в безграничном, тревожном и чудесном. Только в детстве этой проблемы нет – ребенок блаженствует в защищенном мире, окруженный любовью и заботой.

– Да вы, профессор, сами живете иллюзией! – изобразил радость Марк. Я добавил язвительно:

– Один писатель в воображении нашел то, «чем и не жил», изобразил в романе всю силу своей любви к миру, воспел гимн жизни, – и, завершив, ощутил такое опустошение, что… застрелился.

Тот кротко глянул на нас.

– Разве может порыв в единство со всем миром быть иллюзией? Это взгляд на "сейчас" как единство прошлого, настоящего и будущего. Мечта не исчезает, пока человек дышит. Она помогает жить. Это происходит в любом проявлении, сопровождающем нашу жизнь.

– И в быту? – поморщился Марк.

– В том числе в отношении к любому пустяку в быту. Это и отношение его к разным блюдам, например, каждый француз воображает себя хранителем бабушкиных единственных рецептов. И в дизайне одежды, везде. В обычном разговоре – есть бытовой мир, раздвинутый в безграничное. На этом основывается любое творчество.

Магистр перешел от разговора к заклинаниям. Поднял руки, остатки его волос по бокам лысины поднялись ореолом. Потолок словно исчез.

– Отриньте старые беды и ошибки в вашем пути! Вообразите, что наше время – начало новой грандиозной эпохи. Мистического движения в узнаваемое небывалое, что отменит вашу тяжелую историю, изнуряющую дух.

Во мне бродили посторонние мысли. В Исламе нет образов бога или людей. Вера вспыхивает от слов, это вера слова. Там даже картины не имеют человечьих образов – только узорчатые слова. Они воздействуют так же сильно, как полотна христианских художников. И верующие, переставая думать об уничтожении неверных, падают ниц в экстазе, веря в слова-метафоры, как в истину, прямолинейно. В христианстве же метафоры всего лишь угадывают истину, углубляя ее осознание, вплоть до окончательного слияния с ней.

В меня все вливались, вливались слова Магистра о прорыве из одиночества в некие безграничные близости. Но это похоже не на доказательства, а на внушения. Скорее звук, похожий на камлание кришнаитов: оооммм… Во мне волшебным образом они превратились в сильное чувство, вызванное неким душевным озарением.

Все тупые стены нашей классной комнаты исчезли, все поплыло перед глазами. Сначала я стоял, бездомный, в гулком вокзале, откуда меня унесут поезда в небывалые края. Потом перед глазами возникла даль в утренней заре, а за горизонтом ощутил какую-то раннюю-раннюю страну, может быть, Древнюю Грецию. В ее первозданном голубом пространстве не было косности жизни, а только обещание невиданного развития, отчего во всем существе щемила боль и нежность.

Открылось то, что за горизонтом. Это было не конкретное место, а светящееся стороннее, откуда стала видна суть земных перевоплощений. Я увидел там темный корень природы, за который цепляются люди. Чего они хотят – в жажде найти иные просторы своего расцвета? Что ждет человека, в его готовности жертвы и саморазрушения?

Закрыл глаза и увидел как бы напечатанное на белой странице журнала стихотворение. Оно читалось ясно, хотя черные буковки, когда вглядывался в них, то и дело исчезали.

Какое счастье – новизны истоки
В нас вечны, лишь ступи за край забот,
И весь наш гнев скудеющей эпохи
Вдруг оборвет неведомый полет.

Это было состояние вдохновения, полное счастливых вспышек озарений, и все легко удается, за что ни возьмусь.

Во мне исчез надрыв, поверил в нечто хорошее впереди. Казалось, за гибридными войнами, даже за приближающейся неотвратимо ядерной войной, – мир не кончится, наступит небывалая нормальная жизнь.

…Я очнулся. Заклинания имеют свойство девальвироваться. На меня снова нахлынуло тупое состояние безмыслия, похожее на сонливость духа. Исчезли обостренные неприятия боли от толчков под дых враждебных локтей. Короче, потерял ощущение объема, свежести и простора, воспоминаний.

Это похоже на мое отупение душным летом в саду.