Путь проклятых

Вожак погиб одним из первых. С жалобным воем он скрылся в морской пучине, видной в образовавшейся проруби. Обезумевшие звери бросились кто куда, один за другим погибая в смертельных объятиях живого топлива. Кто-то кинулся в сторону лодки, но там их уже поджидали корейцы со своим свинцовым заграждением.

Лера не принимала участия в схватке. Съежившись у камина в комнате отдыха, она вслушивалась в доносившиеся душераздирающие вопли умиравших волков и азартные выкрики мужчин.

Льдины окрасились красным.

– Давай, мужики! – в запале прокричал Палыч, перезаряжая двустволку. – Дожмем гадов!

Вскоре сражение было окончено, и стрелки вернулись в комнату отдыха.

– Все позади, не переживай, – Мигель присел рядом с Лерой.

– Я и не переживаю, – соврала девушка, которой сейчас больше всего хотелось вернуться на «Грозный».

До рассвета происшествий больше не было.

– А как вы оказались здесь? – спросила Лера, поджав под себя ноги и опершись спиной о стену.

Атмосфера в помещении напомнила девушке родной Пионерск. Такой близкий, но все еще далекий.

– Да как, работал, вестимо. Когда все началось, на Кравцовском паники не было. Була эта… как ее? А! Прострация. Она самая. Все думали, куда теперь деваться, что теперь делать. Сидели на задницах с тоннами сырого топлива, которое теперь на хер никому не нужно было. Куковали несколько дней на станции и не вылазили. Пытались сигналы ловить.

В полумраке комнаты отдыха все слушали, иногда покашливая и прихлебывая чай, и каждый глоток отзывался своеобразным эхом в герметичной комнате.

– Спирт кончился, – продолжал Палыч. – И отведенный для технических нужд, и в медблоке. Примерно где-то через месяц отправилась первая экспедиция на берег. Но не вернулась. Ждали их, ждали. Все без толку. В результате начальство запретило дальше трепыхаться.

– И как же вы? – спросила девушка.

– Как-как. Так и жили, – отхлебнул из своей кружки нефтяник. – С катушек отъезжали мальца, кто-то тайком пытался уплыть. Иногда таких ловили.

– И что, наказывали? – заинтересовался Батон.

– Та зачем? – отмахнулся Палыч. – Чего с дурной головы возьмешь? Дохтур наш местный, эскулап который, делал шо мог, чудеса прям творил… Ну а потом хлопцы меж собой начали собачиться… Тяжко нам пришлось. Ох, тяжко.

А примерно года через полтора, когда число хлопцев в три разы уменьшилось, появилось оно – большое пятно. – Палыч посмотрел в иллюминатор, за которым бушевала тьма. – Поначалу-то не могли понять, ша це таке трапылось. А колы к нему подплыли на шлюпке, оно вспенилось и поглотило лодку. Вот так вот – ам, и усе! Ничего вообще не осталось. Как корова слизнула. Потом пятно все пыталось напасть на буровую по сваям, но мы его отгоняли огнеметами. Несколько раз пятно загоралось, но тухло в море, оно каким-то образом погружалось под воду. Несколько буровиков от него погибли.

Потом пятно исчезло на некоторое время, и мы подумали, шо оно исчезло окончательно. Но наши хлопцы все равно гибли один за другим – кто хотел попасть на берег, кто самоубился, кто съехал с глызду… В результате остались только я да Мишка. Михась – как я его звал. Якось тот пытался порыбачить, вернее, как порыбачить – он сдирал какие-то ракушки со свай, и тоди его какая-то гадость укусила. Нога распухла, неделя в бреду. Короче, колы похоронил его, я сам порешил с собой порешить. Долго не рассусовливал да и сиганул в воду. Стал тонуть, захлебываться. Но вдруг меня шо-то подхватило, шо-то мягкое и обволакивающее. Оно подняло меня на нижнюю площадку. Так я и увидел, шо пятно вернулось. Соляра, ммать. Так его и назвал. Солярик стелился передо мной, превращаясь то в дельфина, то в подводную лодку, то в кораблик, тут и я поняв, шо теперь не одинок, а то, шо показал мне Солярик, доказывало, шо где-то еще есть люди. Так вот и стали «жити» гуртом… Старый хохол та нефтяное пятно, – грустно закончил свою исповедь Палыч.

На минуту воцарилось молчание.

– Хохол? – недоверчиво и стеснительно спросила Лера.

– Хохол, хохол, – кивнул Палыч. – Тот же русский, только хохол. Знаешь, как говорят – те же яйца, только в профиль? Меня тут усе хохлом звали. Та я и не обижался, вони ж по-доброму… хлопцы мои. Я ж с Полтавы сам был, а так получилось, шо вся семья под Белгородом. Вот и ездили друг к другу в гости, границ не знали…

В голосе старого нефтяника послышались нотки обиды.

– Так и жили. Хорошо жили. Знаете, а я даже потом и скучать начал по тому, как меня хохлом тут называли. Понимаешь, доча, – обратился Палыч к Лере, – это ж вроде как и обидное прозвище, но усе равно сердце по нему тоскует…

Палыч потер якобы зачесавшийся глаз, а на самом деле – поняла Лера – украдкой смахнул слезу.

– Та ладно! Давай, наливай! – нефтяник протянул Паштету кружку.

– Давайте, дядя Хохол, – чуть слышно ответила Лера.

– Ну что, может, все-таки с нами? – в очередной раз предложил Тарас.

– Не-е, мужики, – с улыбкой махнул рукой Палыч. – Я всю жизнь тута, на буровой. Протянем с Соляриком как-нибудь. Тем более мы тут с вами рядом, соседи, можно сказать. Добегу, коли зад совсем припечет.