Путь крови

Единственным препятствием на пути к переизбранию оставалось проклятое расследование. Старый «друг» Пикетт здорово подвел его, назначив на это дело говнистого агента ФБР и его подпевалу. Мало того что они ни хрена не сделали, так еще и сбежали в штат Вашингтон прошлой ночью, будто нарочно хотели ткнуть его лицом в грязь даже после того, как он дал им особые инструкции… и сделал особое предупреждение. И эта капитан Делаплейн ничуть не лучше, только топчется на месте, напрасно теряя время, если оно вообще у них было.

Он махал рукой, а приветствия не смолкали. Но если все так хорошо, то откуда это саднящее чувство беспокойства? Потому что он не просто хочет победить, ему необходима эта победа. Объявлен тендер на строительство очистных сооружений на острове Джекилл, и на откатах можно заработать кучу денег. «Нет, не откаты, – напомнил он себе, – а законные взносы на избирательную кампанию от желающих заполучить контракт». Откат – фактически отмирающее понятие. Благодаря Верховному суду все теперь абсолютно законно для тех, кто желает дать денег на «избирательные цели», пока это не превращается в quid pro quo[90]. А такого никогда не будет, потому что никто не должен ничего говорить или писать. Все и так понятно на тайном, не требующем слов языке политики. Но даже без слов это старо как мир: ты мне, я тебе.

Его мысли плавно перетекли обратно к обнаглевшему агенту Пендергасту и его напарнику Колдмуну. В особенности Колдмуну. После переизбрания, убрав с дороги Пикетта, сенатор займется этим хитрожопым мерзавцем отдельно, обрушив на него всю мощь своего аппарата, какой бы мелкой мошкой ни был этот Колдмун. Он еще пожалеет, что вообще открыл свою вонючую пасть. Дрейтон спровадит его обратно в резервацию. А потом разберется и с Пендергастом, отправив этого южанина в костюме гробовщика пастись на Аляску или в Северную Дакоту, где он и будет морозить себе задницу до конца службы.

Обдумывая все это, Дрейтон продолжал махать толпе. Господи, он надеялся, что сучьи дети из сектора для прессы поймут, что это значит. «Непобедимый» – пришло ему на ум нужное слово. Народ любит его.

Приветственный рев наконец-то затих, и на трибуну вышел губернатор Джорджии, чтобы представить сенатора. Он рассыпал похвалы и славословия, красивые фразы срывались с его языка одна за другой. Это была превосходная речь – короткая, изящная и по делу. Затем губернатор уступил трибуну Дрейтону.

Аплодисменты раздались снова, и он помолчал, выжидая, потом помахал рукой, опять подождал и еще раз помахал. Наконец прочистил горло, сигнализируя о начале выступления. Вдалеке послышались свист и улюлюканье, но довольно вялые. Дрейтон дал своим людям четкое указание отогнать этих мерзавцев подальше, не особо с ними церемонясь.

– Дорогие друзья, жители Джорджии, – начал сенатор, и его голос, вылетая из башенных динамиков, отражался эхом от стен окружающих парк домов. – Пришла пора решать. Пришла пора проявить твердость. Пришла пора…

Дрейтон говорил и говорил, считывая слова с телесуфлера, хотя повторил эту речь уже столько раз, что выучил наизусть. Он делал паузы после ударных фраз, давая слушателям время для одобрительных криков и аплодисментов, и они каждый раз с готовностью отзывались.

Все шло очень хорошо. Просто прекрасно. Пусть враги и злопыхатели подавятся собственным дерьмом и сдохнут – с такой поддержкой он не может не победить на выборах.

58

Когда они выходили из библиотеки, у Колдмуна слегка шумело в голове от «Лагавулина»… или от заумной идеи о приборе, каким-то образом открывшем дыру во вселенной. Это было абсурдно, невозможно… Но с тех пор как он стал напарником Пендергаста, абсурдное и невозможное, похоже, переросло в банальность. Мир в изложении Пендергаста был куда сложнее, чем представлял себе Колдмун.

Проходя через вестибюль отеля, Колдмун обратил внимание на телевизор, надрывающийся в гостиной. На экране в прямом эфире показывали Дрейтона. Он стоял на трибуне, воздев палец к небу, и взывал к ревущей толпе.

– Поглядите на этого wasichu[91], – фыркнул Колдмун и вдруг остановился. – Подождите минутку.

«То, что много людей, несмотря на волну преступности, отважились прийти сюда, свидетельствует о вашем мужестве и твердости…»

Пендергаст и Констанс тоже решили задержаться.

«…Я удручен неспособностью ФБР раскрыть это преступление, но могу заверить вас как сенатор…»

– Эй, он говорит о нас, – сказал Колдмун.

«…Ввиду их полной неэффективности, и задействую все государственные и местные ресурсы, чтобы схватить чудовищного преступника или преступников, виновных в этих жестоких убийствах…»

– Он нас обвиняет, скотина!

– Не только нас, но и замдира Пикетта, который, вероятно, все время прикрывал нас от гнева сенатора… И теперь это может повредить его карьере.

Послушав еще немного, Пендергаст и Констанс двинулись дальше, Колдмун поспешил за ними. За стойкой никого не было, и они юркнули мимо нее к служебным помещениям.

– И что мы будем с этим делать? – спросил Колдмун.

– Может ли ФБР вмешиваться в политику? – спросил Пендергаст, подходя к двери в подвал.