Путь крови

«Но что за чертовщина там творилась?» – размышлял он, лежа с камерой наготове. Это уже выходило за рамки обычного вандализма. Кто-то потратил много времени и сил, чтобы взломать двери ниш, вытащить оттуда останки и разбросать вокруг. И вероятно, это был не один человек. Больше похоже не на выходку пьяных бестолковых подростков, а на преднамеренную попытку осквернить место упокоения семейства Ханникатт.

Внизу снова начали снимать. Свет прожекторов пронизывал искусственный дым, превращая его в светящийся туман, клубами стелившийся над полом, пока Мюллер продолжал свой балаган с поддельной камерой и обсидиановым стеклом. Боже, как хотелось бы Уэллстоуну заполучить камеру в свои руки! Но он напомнил себе, что теперь это уже излишне: видео и разговоры, которые он записал за последние полчаса, утопят Бэттса глубже Марианской впадины.

Снизу пахнуло зловонным, как выхлоп из глотки вурдалака, воздухом. Что за гадость они там потревожили, способную испускать такой мерзкий запах? Внизу продолжал клубиться туман, отчего воздух становился все более спертым, почти вязким. Непрошеные образы завертелись в голове Уэллстоуна: разложившиеся тела, покрытые плесенью ниши, гноящаяся плоть мертвецов, выделяющая трупный газ. Он попробовал дышать ртом.

Похоже, теперь бутафорское приспособление Мюллера потянуло его внутрь покрытого слизью устья странного тоннеля, который Уэллстоун едва различал в дальнем конце мавзолея. И Бэттс, вероятно, собирался продолжить съемки уже внутри его.

Но по виду съемочной группы Уэллстоун понял, что с них уже хватит. Предложение Бэттса вызвало не просто недовольство, а сопротивление. Первым заговорил здоровяк, и его голос долетал до Уэллстоуна отраженным и искаженным в замкнутом пространстве. Парень не желал забираться в тоннель. Там было по щиколотку грязи и совершенно нечем дышать. Все, что он готов был сделать в таких условиях, – это закрепить «Стэдикам» внутри тоннеля. Ведущий оператор поддержала его, заявив, что тянуть кабель по воде очень опасно.

Бэттс спорил, уговаривал, умасливал. Мюллер же хранил молчание, держа оборудование наготове. Гэннон продолжала настаивать на рискованности этой затеи и снова забеспокоилась о том, что все это может втянуть их в большие неприятности.

Непохоже было, чтобы Бэттс хоть немного продвинулся вперед. Уэллстоун отполз от края лестницы, готовый бежать из мавзолея, если начнется бунт.

Бэттс обернулся к Мюллеру, надеясь втянуть его в спор.

Уэллстоун напряг слух, пытаясь расслышать голос с густым немецким акцентом. Мюллер настаивал на том, что нужно войти в тоннель. В конце концов, именно там находился источник зла. Все его инструменты ясно показывали одно и то же. Ради этого съемочная группа пришла сюда, ради этого все они рисковали… и отступить сейчас значило упустить прекрасную возможность и потратить силы впустую.

Бэттс тут же набросился на здоровяка и обозвал его тряпкой, с презрением заявив, что обойдется своими силами. У «Стэдикама» есть собственная подсветка, а Бэттс сам понесет остальное оборудование. Гэннон тоже может не подходить к тоннелю, если не хочет, а Бэттс и Мюллер вдвоем отправятся туда со «Стэдикамом».

Ведущий оператор с большой неохотой согласилась на это.

Пока они разбирали оборудование и переносили к устью тоннеля, Уэллстоун осознал, что ему выпал еще один шанс, и ухватился за него. Он прокрался вниз по скользким ступеням, вжимаясь в темноту дальней стены, чтобы не попасться никому на глаза. С каждым шагом затхлый воздух становился все омерзительнее.

У подножия лестницы Уэллстоун нашел новое укрытие за огромной крышкой разгромленной ниши, нависшей над лестницей. Он опустился на колени и следил за происходящим через видоискатель камеры. Это была отличная точка обзора. Уэллстоун все видел, все мог заснять, а его мощный телеобъектив еще больше приближал место действия.

57

В назначенный час сенатор Дрейтон вышел из штабного автобуса, который перегнали на лужайку и припарковали возле памятника конфедератам. Под руку с женой в сопровождении помощников он обошел помост, поднялся по лестнице и зашагал к трибуне. В тот же миг оркестр грянул «Боевой гимн республики». Он посмотрел на массивные «Ролекс президеншл»: ровно девять часов. Толпа встретила его появление громогласным ревом, аплодисментами, гудками, свистом и трещотками. Упиваясь этим моментом, Дрейтон вскинул обе руки в знак победы. Тысячи сидевших на большой лужайке людей вскочили как один человек, приветствуя его, стоявшая позади толпа бушевала ничуть не меньше.

Дрейтон улыбнулся и помахал рукой, а шум все не утихал. Секунды растянулись в минуты. Волна не поддающегося описанию восторга накрыла его. Это было лучше, чем секс, лучше, чем глоток превосходного бурбона, – энергия победы, восхищения, власти. Как может он проиграть при таком разливе поддержки? Его жалкому противнику вовек не собрать ничего похожего на эту толпу, даже если бы хакеры и очкарики Дрейтона не позаботились обо всем.