Горькие размышления Уэллстоуна прервала группа людей, вышедшая из здания. Бэттс и Мюллер были среди них. Они разместились в припаркованных у входа двух белых фургонах – на этот раз от «Убер». Возможно, они собрались куда-то на съемки. Самодовольные лица Бэттса и Мюллера лишь обострили в Уэллстоуне чувства стыда и озлобления. Эти карты памяти были его билетом в будущее, и они находились сейчас так близко – Мюллер нес свой кофр, – что Уэллстоун мог бы дотянуться до них. Неужели он угодил в типичную ловушку, когда журналист оказывается лично вовлеченным в историю, которую рассказывает?
Из склада вышла еще одна группа во главе с симпатичной женщиной-оператором. Они тащили камеры и оборудование. Тот мускулистый мерзавец, который толкнул Уэллстоуна в ресторане, погрузил все во второй фургон и захлопнул дверцу. Смеясь и болтая, они забрались в машину.
Любопытство Уэллстоуна возросло еще больше. Бэттс едет снимать. Но почему ночью? Зачем такая спешка? Ничего похожего на новое убийство в городе не произошло… По крайней мере, Уэллстоун о таком не слышал.
Почти не раздумывая, он завел двигатель. Фургоны под визг колес рванули с места. Через мгновение машина Уэллстоуна отъехала от тротуара и двинулась следом.
49
Уэллстоун ехал за фургонами по узким улицам Саванны, объезжая полицейские ограждения, вызванные каким-то политическим митингом, пока все три машины не добрались до свободной Скидэвей-роуд. Он догадывался, что съемочная группа направляется на кладбище, и через пару минут фургоны действительно свернули на Бонавентура-роуд и заехали на парковку кладбищенского центра обслуживания. Уэллстоун проехал мимо каменных ворот и остановился в соседнем переулке. Он взял свой «Кэнон» с двухсотмиллиметровым телескопическим объективом и пешком вернулся ко входу. Фургоны уже покинули парковку и теперь медленно продвигались по гравийным дорожкам вглубь кладбища. Они исчезли за дубами, но Уэллстоуна это не беспокоило: он не сомневался, что Бэттс направляется на то же самое место, что и раньше, – туда, где пропал мальчишка.
Был чудесный вечер, угасающий солнечный свет бросал длинные тени на немые надгробия. Но Уэллстоун пребывал не в том настроении, чтобы наслаждаться покоем. Это был его последний шанс. Он собирался охотиться за этими негодяями, пока не добудет данные, разоблачающие мошенников.
Кладбище было обширным, и он прошел почти полмили, прежде чем снова увидел фургоны. Они стояли там, где и ожидал Уэллстоун, – у дальнего конца аллеи в старой части кладбища. Он осторожно приблизился. Ни туристов, ни прочих посетителей он не заметил. Кладбище казалось пустынным. Обычно его закрывали с заходом солнца, но Бэттс, вероятно, добился разрешения на ночные съемки.
Подойдя еще ближе, Уэллстоун понял, что ни в фургонах, ни вокруг них никого нет. Ограждающие ленты уже сняли с места преступления, и в этом уголке кладбища снова царили безлюдье и запустение. Но где же Бэттс и его группа? Уэллстоун заметил ангела с поднятой рукой на надгробии, возле которого все и случилось, но и там тоже никого не было видно.
Он остановился и прислушался. И на этот раз различил в сгустившейся тишине доносящиеся из зарослей позади ангела слабые голоса. Прячась среди надгробий и выглядывая из-за них, он подкрался ближе и понял, что съемочная группа углубилась в заброшенную часть кладбища. Наконец Уэллстоун добрался до места, откуда четко видел всю группу. Они деловито устанавливали прожекторы и генератор возле древнего, увитого лианами мавзолея с приоткрытой дверью. Генератор уже работал. А вот и шарлатан Мюллер: кофр открыт, черный бархат расстелен на земле, а на нем разложены фальшивые инструменты.
Уэллстоун с камерой в руках устроился за большим надгробием и с нетерпением ждал. Мошенники считали, что они одни на всем кладбище и поэтому могли почувствовать себя свободнее, не скрывая свои махинации. Фотоаппарат «Кэнон Р5» с телеобъективом 200 миллиметров f/2 был способен заснять практически все даже при слабом освещении. И всегда оставался шанс на то, что они изменят план и хотя бы на недолгое время оставят камеру Мюллера без охраны. Если так и выйдет, на этот раз Уэллстоун просто схватит проклятый прибор и убежит… а уже потом придумает какое-нибудь оправдание.
Золотые лучи солнца погасли в кронах деревьев, и на кладбище опустились сумерки. Съемки начались. Очевидно, снимали только общий план кладбища. Мюллер все еще возился со своим оборудованием. Бэттс вместе с громилой толкали дверь мавзолея, чтобы раскрыть пошире. Потом постучали молотком по петлям, попытались сдвинуть дверь ломом – какое гнусное нарушение покоя усопших! Произнесенные вполголоса проклятия эхом отражались от могильных камней. Дверь никак не поддавалась.