Путь кинжалов

Элайда почувствовала, как ее улыбка превратилась в гримасу и тут же истаяла. В одной руке Алвиарин держала лист пергамента. Странно, чего только не замечаешь в такие моменты. Она отсутствовала почти две недели, исчезла из Башни, не сказав ни слова, не оставив записки. Даже ее отъезда никто не видел. Элайда уже не без удовольствия представляла себе ее замерзшей, погребенной под сугробом или провалившейся под лед.

Шесть восседающих неуверенно замялись, когда Алвиарин встала на их пути: хранительнице летописей, даже столь влиятельной, не пристало преграждать дорогу членам Совета Башни. Велина, обычно владевшая собой лучше других, почему-то вздрогнула. Алвиарин бросила холодный взгляд на Элайду, внимательно присмотрелась к восседающим и все поняла.

– Я думаю, ты должна оставить бумаги мне, – сказала она Седоре тоном, едва ли более теплым, чем снег за окном. – Сама ведь знаешь, мать тщательно продумывает свои указы. Если она изменит свое мнение насчет уже подписанного, это случится не в первый раз. – И Алвиарин протянула руку.

Седоре, выделявшаяся самонадеянностью даже среди Желтых, отдала папку почти без промедления.

Элайда в ярости стиснула зубы. Значит, Седоре мало того, что она пять дней кряду не вылезала из прачечной? Ну что ж, можно найти для нее и менее приятное занятие. Например, заставить чистить выгребные ямы! Или все-таки послать к Сильвиане?

Алвиарин молча отступила в сторону, и восседающие удалились, поправляя шали, бормоча что-то себе под нос и вновь обретая величие Совета Башни. Алвиарин быстро захлопнула за ушедшими дверь и направилась к Элайде, на ходу перебирая в папке бумаги. Указы, которые Элайда подписала, надеясь, что Алвиарин мертва. Разумеется, она не полагалась на одни надежды. Сине Херимон – Элайда остерегалась говорить с нею, ведь кто-нибудь мог увидеть и рассказать Алвиарин, если та все же вернется, – так вот, Сине наверняка действовала как надо, и след предательства должен был привести ее к Алвиарин. Но Элайда надеялась. О, как она надеялась!

– Думаю, это можно оставить, – бормотала себе под нос Алвиарин, перелистывая указы. – Но не это. И не это. И уж всяко не это! – Она скомкала лист – указ, скрепленный подписью и печатью Престола Амерлин, – и с презрением бросила на пол.

Остановившись рядом с золоченым креслом Элайды, на высокой спинке которого красовалось выложенное лунными камнями Пламя Тар Валона, Алвиарин бросила папку и собственный пергамент на стол, а потом с размаху залепила Элайде такую оплеуху, что у той из глаз искры посыпались.

– Я думала, Элайда, мы с тобой обо всем договорились, – прозвучал леденящий голос, в сравнении с которым бушевавшая снаружи вьюга показалась бы теплой. – Мне известно, как уберечь Башню, и я не потерплю, чтобы ты творила новые безумства за моей спиной. А вздумаешь упорствовать, так тебя низложат, усмирят, и ты будешь вопить под розгами на глазах у всех послушниц и даже служанок!

Усилием воли Элайда заставила себя не схватиться рукой за щеку. Ей не требовалось зеркало, чтобы убедиться, что щека покраснела. Требовалось соблюдать осторожность. Сине еще не докопалась до искомого, в противном случае непременно бы пришла. А Алвиарин вполне могла рассказать Совету о злосчастной попытке похищения ал’Тора. Чего с избытком хватило бы и для низложения, и для усмирения, и для публичной порки. Но Алвиарин держала ее на крючке не только по этой причине. По приказу Элайды Тувин Газал вела пятьдесят сестер и две сотни гвардейцев против Черной Башни. Посылая ее, Элайда не верила, что там найдется более двух-трех мужчин, способных иметь дело с Силой. Но будь их там даже сотни – при мысли о чем у нее скручивало узлом желудок, – она все равно надеялась на Тувин. Предвидение ясно показало ей Черную Башню, гибнущую в крови и пламени, и победно шествующих сестер. Ясно, что это предсказывало победу Тувин, каким бы образом ни удалось ее одержать. Более того, согласно тому же предсказанию, Башне предстояло возродить древнюю славу под ее властью, а ал’Тору – преисполниться трепета перед ее гневом. Алвиарин слышала слова, сорвавшиеся с уст Элайды, когда ее охватило предсказание. Слышала, но забыла или не придала им значения. А потому занялась шантажом, так и не поняв, что обречена. Элайда терпеливо ждала, зная, что заставит Алвиарин заплатить за все! Но пока ей следует хранить терпение. До поры.

Не пытаясь скрыть глумливой насмешки, Алвиарин оттолкнула в сторону папку, пододвинула к Элайде пергамент, открыла зелено-золотой ларец для письменных принадлежностей и, макнув перо Амерлин в чернильницу, сунула его ей в руки:

– Подпиши!