Путь кинжалов

Впереди, довольно далеко впереди, приближаясь к походной колонне, появился торм. Он держался вдоль края рощи, но лошади уже начали шарахаться при виде покрытого бронзовой чешуей, двигавшегося с кошачьей грацией создания. Обученные тормы на лошадей не нападают – во всяком случае, пока ими не овладевает ярость сражения, из-за чего тормов считали не слишком пригодными для битвы, – но кони, привыкшие к присутствию тормов, в этой стране являлись не меньшей редкостью, чем сами тормы.

Мирадж послал подлейтенанта с обветренным лицом – кажется, звали его Варек – принять донесение у морат’торма. Пешком, и пусть только Варек попробует потерять сей’тайр. Не хватало еще тратить время на попытки успокоить приобретенную здесь лошадь. Вернулся Варек быстро и доклад начал, едва успев распрямить спину:

– Враг менее чем в пяти милях от нас, милорд капитан-генерал. Двигается в нашу сторону пятью колоннами. Каждая примерно в миле одна от другой.

Все это слишком смахивало на чрезмерную удачу. Но Мирадж задумался, как бы сам он решил атаковать сорокатысячное войско, имея под началом всего пять тысяч солдат. Пусть и с пятьюдесятью дамани. Гонцы поскакали с приказами развернуться для отражения попытки окружения. И полки позади начали сворачивать в рощицы, каждому полку сопутствовала сул’дам со своей дамани.

И тут, плотнее запахиваясь в плащ от внезапного порыва холодного ветра, Мирадж углядел нечто такое, отчего ему стало еще холоднее. Лисайне тоже смотрела вслед исчезавшим за деревьями сул’дам. И ее лицо было мокрым от пота.

* * *

Бертом скакал, отдав на волю ветра небрежно развевающийся плащ, однако лесистые окрестности обозревал со всем возможным вниманием. Из четырех соотечественников, следовавших за ним, лишь Дорессин достаточно поднаторел в Игре Домов. А этот безмозглый тайренский пес Вейрамон, разумеется, был слепцом. Бертом уставился в спину этого надутого шута. Вейрамон скакал впереди остальных, увлеченно беседуя с Гедвином, и если Бертому нужны были какие-то доказательства того, что для тайренца причиной веселья станет то, от чего блевать тянет и козла, так это то, как он выносит это юное чудовище с пылающим взглядом. Заметив искоса поглядывавшего на него Кэрила, Бертом натянул поводья, стремясь отъехать подальше от этого верзилы. Он не испытывал особой ненависти к иллианцам, однако не выносил людей, превосходивших его ростом. И дождаться не мог возвращения в Кайриэн, где ему не придется пребывать в окружении подобных орясин. Кэрила Драпанеоса, однако, сколь бы тот ни вымахал, слепцом не назовешь. Во всяком случае, он выслал дюжину разведчиков, тогда как Вейрамон – всего одного.

– Дорессин, – тихонько окликнул Бертом, а потом добавил чуть громче: – Эй, Дорессин, тупица!

Худощавый лорд повернулся в седле. Как и большинство кайриэнцев, он выбрил и напудрил лоб на манер простого солдата; в последнее время это вошло в моду среди знати. Дорессину следовало бы в ответ назвать его жабой или как-нибудь вроде этого – дразнить друг друга у них повелось с детства, – но костлявый всадник подъехал к Бертому ближе и доверительно наклонил голову. Кайриэнец морщил лоб: он был встревожен и даже не пытался скрыть беспокойства.

– Ты знаешь, что лорд Дракон собирается нас всех убить? – прошептал Дорессин, оглядывая тянувшуюся позади колонну. – Кровь и пламя, я всего-то и делал, что прислушивался к словам Колавир, но, как только он убил ее, понял – мне тоже не жить.

Некоторое время Бертом молча глядел на вившуюся позади колонну бойцов. Деревья были достаточно густы, чтобы скрыть атакующего противника, пока тот не свалится тебе на голову. Последняя роща олив осталась в миле позади. Впереди ехали дружинники Вейрамона в потешных куртках с полосатыми рукавами и иллианцы Кэрила, разряженные в красное и зеленое, под стать Лудильщикам. Собственные бойцы Бертома, одетые, разумеется, вполне пристойно, в темно-синие мундиры под кирасами, держались позади, опережая только Легион Дракона. Вейрамон, кажется, удивлялся, что пехотинцы не отстают от конницы, хотя по здешним дорогам галопом не припустишь.

Но на самом деле Бертом приглядывался не к дружинникам, а к ехавшим впереди Вейрамона семерым сурового облика мужчинам в черных мундирах. У одного из них на высоком вороте красовался серебряный значок в виде меча.

– Слишком уж хитрый способ, чтобы нас прикончить, – сухо отозвался наконец Бертом. – Сомневаюсь, чтобы ал’Тор послал этих парней, – он кивнул в сторону Аша’манов, – лишь для того, чтобы сунуть нас в мясорубку.

Дорессин, продолжая морщиться, снова открыл рот, но Бертом сказал:

– Мне нужно поговорить с тайренцем, – и ускакал вперед.

Ему не нравилось, что друг детства пребывал в таком состоянии. Ал’Тор просто выбивал Дорессина из колеи.

Занятые разговором, Вейрамон и Гедвин даже не слышали, как он подъехал. Гедвин с презрительным видом играл поводьями, тайренец краснел – явно от негодования.

– Меня не заботит, кто ты такой, – говорил он одетому в черное человеку сердитым голосом. – Я не пойду на риск, пока не получу приказа из уст самого…