Одна из таковых, Романда, не стала дожидаться, пока Шириам официально распустит Совет. Едва Эгвейн умолкла, эта женщина, выглядевшая еще моложавее обычного благодаря тому, что ее седину скрывал капюшон, просто отошла в сторону. Вслед за ней, хлопая плащами, поспешили Магла, Саройя и Варилин, на каждом шагу по щиколотку проваливаясь в снег. Несмотря на положение восседающих, все они, похоже, не смели и вздохнуть без разрешения Романды. Увидев, что Романда уходит, Лилейн в тот же миг жестом вызвала из полукруга Фэйзелле, Такиму и Лирелле и удалилась, не оглядываясь, словно лебедь в сопровождении боящихся отстать от матери птенцов. Может быть, Лилейн держала их и не так крепко, как Романда свою троицу, но не намного слабее. По правде сказать, и остальные восседающие начали разбредаться, когда слова Шириам: «А теперь удалитесь в Свете!» – еще не отзвучали. Эгвейн тоже повернулась, чтобы уйти со всеми. Та дрожь стала сильнее. И очень напоминала тошноту.
– Три дня, – пробормотала Шириам, предлагая Эгвейн руку и помогая спуститься на одну из протоптанных в снегу троп. Ее раскосые зеленые глаза удивленно щурились. – Не понимаю вас, мать! Простите, но совсем недавно вы и слушать меня не хотели, стоило мне заговорить о задержке хотя бы на день.
– Поговори лучше с кузнецами, коновалами и возницами, – отвечала Эгвейн. – Мы далеко не уйдем, если начнут падать кони, а повозки на ходу разваливаться.
– Как вам угодно, мать. – В голосе Шириам слышалась если не покорность, то полное согласие.
Ноги скользили; Амерлин и хранительница летописей продолжали путь, поддерживая друг друга. Пожалуй, Шириам поддерживала Эгвейн крепче, чем требовалось. Но не хватало еще, чтобы Престол Амерлин шлепнулась на глазах у пятидесяти сестер и сотни слуг. Впрочем, ни сестрам, ни слугам не должно показаться, что Амерлин ведут, словно обессилевшую лошадь, – нет, она просто шагает рука об руку со своей хранительницей летописей.
Большинство из восседающих, принесших клятву Эгвейн, поклялись просто-напросто из страха. Узнай Совет, что они послали сестер в Тар Валон сеять слухи и сомнения среди сторонниц Элайды, причем послали тайно, подозревая существование приспешниц Темного среди самих восседающих, ссылка и покаяние им были обеспечены.
Так и вышло, что те самые женщины, которые надеялись сделать Эгвейн своей марионеткой, оказались вынужденными поклясться ей в верности. О таком даже в тайной истории упоминалось крайне редко. Айз Седай подобало повиноваться Амерлин, но подобная клятва представляла собой нечто иное. Повиноваться-то они повиновались, однако, похоже, до сих пор не оправились от потрясения. Больше всех переживала Карлиния, но Эгвейн помнила, что, увидев ее с восседающими после принесения клятвы, и Беонин заскрежетала зубами. На самом деле! Морврин всякий раз взирала на Эгвейн с удивлением, словно до сих пор не могла поверить случившемуся. Нисао беспрестанно хмурила брови, Анайя прищелкивала языком, а Мирелле частенько вздрагивала. Правда, у нее на то имелись и другие причины. А вот Шириам стала хранительницей летописей при Эгвейн, настоящей хранительницей при настоящей Амерлин.
– Позвольте, мать, воспользоваться этой задержкой, чтобы выяснить, нельзя ли раздобыть в окрестностях провизию и фураж. Наши запасы подходят к концу. – Шириам озабоченно нахмурилась. – Чай и соль так и вовсе на исходе. Хотя не думаю, что здесь их можно отыскать…
– Делай, что сочтешь нужным, – отозвалась Эгвейн.
Сейчас ей казалось странным, что не так уж давно она трепетала перед Шириам, боясь вызвать у той малейшее неудовольствие. Но не менее странным казалось другое: перестав быть наставницей послушниц и лишившись возможности принуждать Эгвейн, Шириам, похоже, только обрадовалась.
– Я во всем полагаюсь на тебя, Шириам, – сказала Эгвейн.
От этой похвалы женщина буквально расцвела.
Солнце еще не поднялось над восточной линией фургонов и палаток, но лагерь был полон деловой суеты. Поварихи с помощью оравы послушниц уже занимались мытьем посуды. Послушницы скребли котлы снегом так рьяно, словно пытались хоть так согреться, а сами поварихи частенько отрывались от работы, натужно разгибали спину и, кутаясь в плащи, подолгу таращились на снег под ногами. Служанки и слуги, напялившие на себя все, что отыскали в сундуках, но все равно дрожавшие от холода, по заведенному порядку, едва позавтракав, начали разбирать лагерь, а теперь с кряхтением ставили заново уже снятые палатки и вытаскивали из фургонов кладь. Усталые возницы, успевшие запрячь лошадей, распрягали животных и, сгорбившись, шаркая ногами, уводили к коновязям. Некоторые, не замечая проходящих поблизости сестер, тихонько ворчали, но в большинстве своем люди слишком утомились для того, чтобы жаловаться.