"На кораблях, которые достраивались, шло большое оживление среди рабочей массы. Днем на броненосцах работало до 2000 человек, ночью — до 1000. А для гг. офицеров — опять праздник. Как правило было заведено в нашем флоте, что строевые офицеры, кроме "верха" и палубы, могли ничего не знать. И многие из них, действительно, не знали вовсе своего корабля и не всегда сумели бы пройти в какую-нибудь часть его, называемую в разговоре. Специалисты офицеры (штурманы, минеры, артиллеристы), поскольку хватало у них знаний и охоты, следили отчасти за вооружением своих частей. Не везде они могли следить за работой, п. ч. не имели для этого прежде всего достаточных технических знаний[233]. В плавании при неисправности рулевого привода, напр., штурманские офицеры с академическим образованием были часто вовсе не в состоянии определить причину этого; на помощь призывались или корабельный инженер, или механик; этим же приходилось лезть и сначала знакомиться на месте с устройством штурвала, тратя на это время, и лишь тогда удавалось найти причину; инициатива и способ исправления отдавались, конечно, в руки механика"…
Первый отряд эскадры Рожественского вышел из Кронштадта в Ревель 12 августа. В нем все еще недоставало транспорта "Камчатки" и броненосца "Орел"; у 1-й перед самым уходом были испорчены машины, а 2-й все еще был не готов.
Броненосец "Орел" был сначала умышленно затоплен в кронштадтской военной гавани; а затем за несколько минут до пробы машин было обнаружено, что в подшипники насыпан наждачный порошок, чтобы испортить машину при первом же пускании ее в ход ("Мope", 1906 г., № 5, стр. 178).
В Ревеле эскадра немного училась маневрированию, задраивали кругом иллюминаторы, готовились к стрельбе, а главное семеро ждали одного…
Наконец пришли "Камчатка" и "Орел"; адм. Бирилев приезжал в Кронштадт сам, когда броненосец, ранее утопавший и оправившийся, опять вдруг сел на мель за две недели до похода…
26 сентября 1904 г. эскадра в Ревеле ждала Высочайшего смотра. Надевали полную парадную форму[234]; команда была одета "в первый срок" и была на шканцах выстроена по оба борта.
Государь, приехавший в Ревель с поездом, на катере обходил всю эскадру, начиная со старых броненосцев. Подойдя к борту, Он поднимался на спардек, здоровался с почетным караулом и командой, проходил на задний мостик и обращался с воодушевляющею речью к офицерам и команде. "Здесь они впервые узнали из Его уст, что эскадра пойдет в Японские воды… сражаться с врагом, нарушающим спокойствие России". Речь Государя была покрыта криками "ура!"
Через день после этого эскадра снялась с якоря и отправилась в Либаву. Ждать еще "Олега" долее не нашли возможным…[235] Здесь эскадра пробыла дня три, грузилась углем до полного запаса и прощалась с Россией. Многие прощались навсегда…
Первого октября с полудня корабли начали вытягиваться из аванпорта на рейд. Погода была серая, дождливая…
"Счастье наше", пишет мне один из товарищей, "что во время стоянки эскадры в Либаве погода была хорошая; иначе неминуемо было бы несчастье. Дно в аванпорте — плита, якорь и даже два не держат судна; достаточно несильного ветра, и он тащит суда вместе с бочками и якорями… Выйти в море большим судам невозможно. Во время постройки порта не предполагали (!) возможности появления в будущем судов с глубокой осадкой, a потому в воротах сделали глубину немного более 30 фут. Некоторые из судов эскадры сидели в воде на 30 фут. и в назначенное время выйти в море не могли. Дня два пришлось ждать тихой погоды"… (Добавление, присланное для 2-го издания).
Еще на стоянке в Ревеле появился на эскадре слух, что против нее готовятся козни при проходе ее Немецким морем или Английским каналом. Одни говорили о японских миноносцах, другие — о плавучих минах, которые некоторые спортсменские общества в угоду Японцам берутся якобы набросать на пути нашей эскадры. Эти сведения были будто бы доставлены нашими агентами в З. Европе. He опровергаемый никем, этот слух повторялся в кают-компаниях; и его знала команда, от которой не было причин его скрывать.
Настроение на кораблях перед уходом эскадры в общем было неважное, неуверенное.
Вечером на "Суворове" был отслужен молебен с коленопреклонением. Молились за "болярина Зиновия и дружину его…"
Утром 2-го октября эскадра покинула Либаву с самыми тревожными думами о неизвестном будущем, которое рисовалось ей преисполненным всяких опасностей в пути.
ГУЛЛЬСКИЙ ИНЦИДЕНТ[236]… "Снявшись 2 октября с якоря, эскадра перешла к Лангеланду, а оттуда, конвоируемая по временам датскими канонерками, поотрядно она прошла проливы, собралась и стала на якорь у мыса Скаген, где некоторые суда грузились углем".
На этом переходе успел уже отстать броненосец "Орел"; о нем беспокоились всю ночь[237]; у него несколько раз портился руль.