В речи пом. прис. пов. Сыртланова, военного юриста, который защищал старш. оф. Шведе с брон. "Орел", отметим следующие общие мысли: — "Посылка обоих эскадр составляла огромную стратегическую ошибку. Поправить ее можно было только возвращением их восвояси или заключением мира до столкновения. Ведь, даже при равенстве боевых сил, на стороне Японцев оставалось два главных преимущества: 1) близость базы, портов, сигнальных станций, возможность пользоваться даже мелкими минными судами, 2) весь боевой опыт, который они приобрели за полтора года войны с нами. Японцы, посылая своих моряков, говорили им: "Вы идете исполнять свой долг перед Родиной, вы идете в бой!" Нашим ничего не говорили; но сами наши моряки сознавали, что они идут в бойню! Все ждали чуда, проявлений храбрости, мужества; но забыли, что век чудес прошел, что в эскадренном бою техника заслоняет собою теперь человека и нравственный элемент его… Броненосец, это носитель культуры человечества; при его постройке находят себе применение все новейшие открытия в области техники, все изобретения человеческого гения. Но проходит время, появляются дальнейшие изобретения пытливого человеческого ума, и броненосец прежнего типа не в силах уже бороться с новейшими; поэтому наивно было думать, что "Миказа" может быть разбит "Сенявиным" и его компанией… От адм. Рожественского вся Россия ждала чуда; но он не был чудотворцем; он шел, закрыв глаза на будущее; он шел, не зная, чем кончится его шествие. Человек железной воли, исключительно властный, крутой, нетерпеливый, не выносивший противоречий, поставленный в обстановку самодержца, он и стал им. Воля его не встречала преград. Мысль о возможности сопротивления или неисполнения приказа его замирала раньше, чем зарождалась. Суда его эскадры в полной мере испытали на себе всю мощь, всю энергию этого стального флотоводца, все проявления его воли, его характера, даже его прихотей. Если бы его шествие увенчалось успехом, мы называли бы его гением, а теперь"… Но об этом "если бы", при наличности всех выяснившихся обстоятельств можно говорить теперь только разве по недоразумению.
Особенно выделились на суде две речи прис. пов. Казаринова. Он защищал сначала Парфенова, старшего механика с бр. "Орел", и затем командиров Лишина и Григорьева с броненосцев "Апраксин" и "Сенявин".