Путь к Цусиме

* * *

Мичман Карпов сказал ответную речь прис. пов. Волькенштейну. "Каждый офицер эскадры мог бы, если бы захотел, предотвратить сдачу и должен был это сделать, т. к. только смерть могла ему помешать в этом. Мы не умерли, не затопили судов; значит, мы виноваты. Говорят, мы встретили бы противодействие во всех и в команде. Если бы это и было так, то все-таки офицеры не исполнили того, что было нужно: они были бы правы, если бы умерли под этим противодействием команды. To, что было 14-го и 15-го, было нечто совершенно разное; 14-го мы не думали о смерти, у каждого была своя работа, свое дело; 15-го мы приготовились к смерти еще до начала боя. Тот, кто говорит, что легко умирать, тому ни разу не приходилось умирать; 15-го не могло уже явиться такого порыва, который был 14-го; и у меня лично 15-го отсутствовало мужество. Когда мы узнали о своем несчастье, о сдаче, у нас явилось чувство долга и чести, но мужества и протеста не было, п. ч. мы не были теми железными людьми, какими должны были быть. Слова противодействия, слова протеста ничего не значат. Это ничто. Здесь много говорилось о мужестве, говорилось, что Рожественский подстрелил бы первого, который бы ему не подчинился. Но если так понимать мужество, то я должен сказать, что прежде чем начальник застрелил бы подчиненного, подчиненный застрелил бы начальника. Мы — не бессловесные животные, хотя эту бессловесность всячески в нас воспитывали. Присмотритесь, как Японцы вели дело, и отчего зависел их успех; а затем сравните с тем, что — у нас. После смерти начальника у нас некому заменить его. У них это иначе; их воспитывают по другому; с ними говорят, как с людьми. У нас не допускают ни слова протеста; у нас подчиненный послушен до раболепства; он не смеет критиковать. Полное отсутствие критики убивает мышление, и человек уже ни в чем не может проявить своей инициативы. Ее проявления должны были от него требовать"…

* * *

В речи прис. пов. Адамова, который защищал лейт. Кросса и механика Хватова, отметим следующие места: — "В чем могло выразиться противодействие сдаче? Следовало ли поднять одну часть команды против другой, перевязать офицеров, убить адмирала?… Ни один морской офицер не может ответить на эти вопросы. Ни в корпусе, ни в академии, нигде никогда об этом ничего не говорилось. Этот факт стыдливо обходится и законодателем. Но может быть практическая жизнь выработала эти правила? Адм. Рожественский — представитель этой практической жизни. Он был не только командующим эскадрой, но и начальником штаба. От него мы слышали: моя воля — закон; никто не смеет мне противоречить; я застрелю всякого, кто не будет повиноваться"… Чего же после этого требовать от подчиненных. Нельзя представить себе возможности не повиноваться, когда и закон, и начальство приказывают повиноваться. Мы знаем, что протестов никаких не допускалось, повиновение ставилось на 1-й план. Теперь мы пожинаем плоды этого подчинения. Припомним здесь кстати слова говоривших здесь офицеров. Когда кто-либо протестовал, его сажали на гауптвахту, a когда подавал рапорт, начальство отвечало на него: "Прошу глупых рапортов не подавать"… По поводу своего другого подзащитного кап. Хватова, прис. пов. Адамов спрашивает, "зачем его держали почти целый год в ожидании суда, если теперь прокурор отказался от его обвинения. Хватов не виноват, а его, семейного человека, держали восемь месяцев на 32 р. жалованья. Может быть, это — то самое, что бывало в доброе старое время при крепостном режиме: когда маленький барин провинится, то секут мальчишек, чтобы это видел барин и понимал"…

* * *

Прис. пов. Бабянский, военный юрист, защищавший второстепенных офицеров, в своей речи указал между прочим на следующее: — "Мы охотно допускаем, как это предполагает г. прокурор, осуществление особого суда, установленного для рассмотрения дел о крушениях и повреждениях судов, коему было бы поручено гласное расследование причин гибели русского флота; причем в качестве прикосновенных должны быть привлечены все начальствовавшие лица во флоте в продолжение последнего полустолетия, все строители кораблей, поставщики, а также представители и представительницы тех посторонних влияний, которые создали атмосферу протекции в управлении флота, ту атмосферу, которая препятствовала выдвигаться вперед людям знания, долга и таланта. Пусть этот суд учтет, сколько миллиардов народных денег было затрачено без пользы и цели". Защитник выразил однако сомнение, что деятельность комиссии адм. Дикого стала достоянием общества.

* * *