За разрешение этой задачи смело и самоуверенно[273] взялся 3. П. Рожественский, сделанный во время похода вице-адмиралом и генерал-адъютантом; но и он довел наш флот только… до Цусимы.
Переход из Финского залива до Корейского пролива бил сделан нашей эскадрой довольно удачно, если не считать нелепого столкновения броненосной части эскадры с гулльскими рыбаками, во время которого мы расстреляли также и свой крейсер "Аврора". Поэтому Рожественский, по-видимому, верил в свою счастливую звезду"; пред боем он возложил излишне большую надежду еще и на "счастливую дату" 14 мая[274], и на "счастливый туман", который утром 14 мая 1905 г. густо окутывал его эскадру.
И вот под прикрытием этого тумана наша тяжеловесная, нестройная армада двинулась в путь на Владивосток через Корейский пролив, имея хода местами не более 6–5 узлов, в надежде пройти через пролив незамеченной неприятелем…
Это был ее крестный путь. Час возмездия России за грехи ее прошлого приближался…
VII. Цусимский бой
"Окончилась эпопея второй эскадры. Опоздали ее начать готовить, основываясь на неверных расчетах в обманчивых надеждах; готовили ее слишком слабой; послали ее все-таки, но уже в то время, когда было ясно, что в том составе, как она шла, надежды на успех она иметь не могла; не вернули ее в то время, когда уже задача, на нее возложенная, очевидно, стала для нее совсем недостижима; пренебрегли всем опытом этой и предыдущей войн и указаниями стратегии и тактики, которые еще были способны уменьшить несчастье. И катастрофа, все время висевшая над этой несчастной, самоотверженной эскадрой, разразилась. Эскадра погибла"…[275]
ЦУСИМСКИЙ БОЙ… Описание этого боя, единственного в своем роде, будет занимать в истории одно из самых тяжелых и печальных страниц.
Глубокий трагический отпечаток эта морская встреча двух враждующих сторон носила на себе в том именно, что это был в сущности
По поводу характера этого боя, отец одного из наших товарищей, погибших в этом сражении, написал в "Новом Времени" (1905, № 10.517) следующие строки:
"Я гордился бы геройской смертью моего сына, я завидовал бы ему, если бы он положил свою душу с пользой для родины. Но у меня отнято и это утешение. Нестерпимо обидно, что сын мой пал в битве, которая принесла России не славу, а позор, — в битве, не нужной, унизительной для нас, во всех своих подробностях. Страшно подумать, что сын мой погиб, вернее, что он был потоплен, даром, понапрасну, и что этот вопрос был решен его командиром еще до выхода эскадры из Кронштадта. "Победы не будет", сказал в своей застольной, откровенной речи капитан Бухвостов, "нас разобьют Японцы", но все мы, как овцы, гонимые на бойню, должны покорно идти и умереть. Как будто готовность умереть от руки врага — это все, что требуется от воина; как будто такая смерть сама по себе нужна и полезна для родины!.."
На суше и на море у Японцев была строго проведена в жизнь одна и та же тактика: они