Co дня отплытия из Либавы не было ничего предвещавшего что-нибудь хорошее, — ничего, кроме труда, неудобств, волнений… Никто не мог предугадать момент, когда флот будет атакован. Русские были уверены, что Японцы имели сведения о всех их передвижениях, тогда как сами они ничего не могли узнать о местонахождении своего противника. Слухи указывали, что он и тут, и там, и всюду; но положительных сведений получить было нельзя. Казалось, что он пропал с лица земли; но они отлично знали, что он должен вновь явиться. Вопрос был только —
При первом просвете дня русские головные корабли увидели сквозь туман неясные очертания одного японского вспомогательного крейсера. Он был на виду лишь несколько секунд, описав петлю в туманной дали, после чего он исчез; и все впечатление, которое осталось о нем, это были нервные удары беспроволочного телеграфа на непонятном для русских шифре. To было послание к адмиралу Того, извещавшее его, что ожидаемый им день наконец настал.
Русский флот имел одно судно с беспроволочным телеграфом, могущим работать на расстояние 600 миль. Почему оно не прервало это донесение и все последующие, остается загадкой[278]; и факт неисполнения этого должен служить доказательством неспособности русского адмирала пользоваться современными усовершенствованиями[279]. Без всяких препятствий со стороны Русских, японские разведчики донесли своему командующему не только о местонахождении противника, но и о курсе, которого он держался, о скорости и построении судов.
Следующее судно, которое увидели Русские, был — крейсер "Идзуми"; в течение двух часов он шел вместе с русской эскадрой справа от нее. Когда расстояние между ними достигло 8000 ярдов (около 7 в.), Рожественский приказал навести на него орудия задних башен всех судов. Немного погодя, с левой стороны показался отряд легких японских крейсеров и отряд старых судов, перешедших к Японии после войны ее с Китаем. На этот раз все орудия передних башен были направлены на противника, но, как и в 1-м случае, артиллеристы были разочарованы: приказа открыть огонь не последовало…[280]
Когда один из кораблей приблизился к эскадре на расстояние 6400 ярдов (ок. 5,5 в.), раздался выстрел с "Орла". Был ли произведен этот выстрел по ошибке механизма, последовал ли он, благодаря нервному состоянию кого-либо из наводчиков, или слишком велик был соблазн, — неизвестно. Несколько других судов, полагая, что это было следствие приказа адмирала, также открыли огонь. Но Рожественский немедленно дал эскадре сигнал: "огонь прекратить, снарядов даром не бросать"…
Когда японские разведчики впервые заметили русский флот, он шел в две колонны. Первый отряд (правую колонну) составляли 4 новых броненосца; флаг Рожественского развевался на "Суворове"; за ними шел отряд Фелькерзама с его флагом на "Ослябя", хотя сам Фелькерзам уже скончался за несколько дней перед этим. Левую колонну составлял отряд Небогатова с его флагом на "Николае" и отряд крейсеров с флагом Энквиста на "Олеге". Разведчики шли впереди по обеим сторонам, и вся армада подвигалась со скоростью не более 10 узлов. В течение утра был произведен один маневр. Скорость первого отряда была увеличена до 11 узлов, он был выдвинут вперед и поставлен во главе левой колонны. Нужно заметить, что для исполнения этой простой эволюции потребовалось около часа времени. После этого русский флот уменьшил скорость до девяти узлов (ок. 15 в.), и при этой скорости вел всю битву[281].
В полдень первому отряду был дан приказ к последовательному, один за другим повороту всего отряда вправо и когда последнее судно сделало этот поворот, был дан сигнал к последовательному повороту всей колонны влево; и тогда прежний строй опять был восстановлен. Затем, увеличивая скорость до 11 узлов, последнее судно этого отряда было выведено вперед головного судна левой колонны, и опять был дан ход в девять узлов. В таком построении и произошла встреча с противником.