Корреспондент газеты "Daily Telegraph" сообщил из Сасебо мнение капитана 1-го ранга Радлова, который говорил, что "своим несчастьем мы обязаны прежде всего ошибке, в которую нашего адмирала ввели его разведчики (т. е. Китайцы), а затем и тому замешательству, в которое мы все пришли, увидев себя окруженными всем японским флотом".
Между адмиралом, его младшими флагманами и командирами не было ни одного совещания[270] ни о ходе предстоящего боя, ни о том, как сделать последний переход, — через Корейский пролив или иначе. Маршрут не был никому известен даже накануне. Судя по чрезмерной погрузке угля, все думали, что пойдут вокруг Японии…
Идти со всей эскадрой, ее старьем и транспортами в Цусимскую ловушку для Рожественского совсем было необязательно, а главное, если всем составом такой разнокалиберной "эскадры"
Насколько беспечно, чтобы не сказать более, наша эскадра вела себя перед боем и в других отношениях, показывают нижеследующие строки, воспроизводимые мной из писем, присланных мне участниками похода:
"Еще в России, после боев "Варяга", а затем 28 июля и 1 августа 1904 г., на кораблях шли разговоры о средствах для предупреждении пожаров во время сражения. Было решено тогда на этих частных совещаниях, что ко времени прибытия эскадры в японские воды, конечно, постепенно будет выброшено с броненосцев по возможности все дерево и будет сорвана вся обивка. Но вот благополучно мы пришли наконец и в воды Аннама; подошел Небогатов; до неприятеля оставался один переход. Командиры некоторых судов были у Рожественского на "Суворове" и просили у него разрешения — или выбросить дерево и обивку за борт, или же сдать то и другое на транспорты… Рожественский, наотрез всем отказал в этих просьбах, мотивируя свой отказ тем, что мебель и отделка слишком дорого стоят, чтобы их портить и выбрасывать… А жизнь людей, а корабли, которые от непринятия этих мер предосторожности подвергались неминуемой опасности, они-то разве ничего не стоят?… А исход боя в зависимости от этого, разве он для России безразличен?"…
"Ответ адмирала убивал всю душу предприятия… Мы ясно чувствовали это. Поэтому командиры некоторых судов сочли своей нравственной обязанностью
На суде при разборе дела Небогатова лейтенант Бурнашев сделал заявление, что он в качестве ревизора на броненосце "Орел", по поручению командира, составил рапорт командующему эскадрой о необходимости перед боем или передать на транспорт, или уничтожить по возможности все дерево с броненосца. Капнтан 1-го ранга Юнг, отправляясь к адмиралу Рожественскому, взял с собою этот рапорт; вернувшись с доклада, он передавал лейт. Бурнашеву, что он предпочел на словах доложить адмиралу все содержание рапорта, и тот сказал, что "пока это лишнее", и что адмиральское помещение на броненосце должно быть в полном порядке… Затем перед боем, по личному приказанию командира броненосца, все дерево с "Орла" все-таки было выброшено, за исключением обстановки адмиральской каюты. Японцам посчастливилось попасть в "Орла" прямо без пристрелки первым же выпущенным по нему снарядом. Чрез несколько минут после начала боя на нем уже горела каюта адмирала, и броненосец близок был к взрыву… (."Нов. Время", 1906 г., № 11.032).
"Незадолго перед боем на "Суворов" приехал один из офицеров. Видя неубранную еще роскошную обивку и дерево, он спросил командира корабля: — "Разве Вы не убираете все это перед боем?" Тот ответил: "Нет, что-ж! Мы не будем убирать; у нас все так и останется!"… Следуя примеру флагманского корабля и повинуясь распоряжению адмирала, многие командиры так и оставили на своих местах весь горючий материал, вполне доверяя опытности и авторитету командующего флотом"…