Путь домой

Лёха махнул им рукой. Лучше уж к нему, чем к Лене, оживившейся и зазывавшей к себе. Швед потянул Милу за собой и устроился рядом с новым знакомым. Она откровенно обрадовалась его решению.

– Здорово, что остались. Налетай! – с полным ртом бубнил Лёха, кусочки еды вылетали на стол. Этот парень был молод, круглолиц, имел армейскую выправку, виски выбриты, на макушке топорщились русые волосы.

– Как себя чувствует Никита? – поинтересовался он с живым интересом, Мила вопросительно подняла брови. Никита ему не нравился, но лишь потому, что из-за него они попали в опасную ситуацию, которая теперь была позади. И отношение к нему он поменял.

– Он в лазарете. Встанет на ноги. Время нужно. Много крови потерял мужик.

Только сейчас Швед обратил внимание на стол. «У них есть овощи!» Какой-то мужчина стал объяснять, как их выращивают. Наевшись, он пил местный самогон, обнимая любимую за плечи, и слушал разговоры селян. Лена пару раз пыталась флиртовать, но он обрубил попытки на корню.

Рухнув на кровать, он вдруг вспомнил Казаха и пацана, и на мгновение сердце замедлило ход. «Живы ли?» Швед вздрогнул, вспомнив о тварях, нападавших на них перед побегом. Они ему больше не снились. Зевнув, он устроился удобнее и провалился в сон.

Он шёл по тропинке болота и нёс на руках свёрток. Нёс туда, где ему было положено начало.

– Я поступаю правильно, дружок. Там тебе будет намного лучше, – прозвучал его собственный голос холодно и отстранённо.

Картинка сменилась. И вот уже Мила рожает. Женщина поднимает над головой ребёнка и убирает руки. «Нет!», – проносится его крик в помещении, но ребёнок парит в воздухе, сотрясая крохотными кулачками и заходясь от плача. Швед заставил себя проснуться, и подскочил в кровати.

Мила безмятежно дышала во сне. «Слава Богу, она не видела тот же сон». Раньше она всегда видела его сны. Что-то изменилось. Возможно, влияла беременность, и ограждала её от ненужных стрессов. Он был несказанно этому рад. Особенно сейчас.

После кошмара ему не спалось, и он вышел через заднюю дверь в сад, поросший бурьяном. «Надо бы облагородить, если останемся». Воздух был прохладным, ночь тихой, и ему было спокойнее от пребывания снаружи, мысли приводились в порядок. Кошмар выветривался из памяти, оставляя после себя неприятное послевкусие. И тут боковым зрением он уловил поблизости движение. Повинуясь инстинкту, Швед решил проверить. Но как только приблизился, оно зашуршало в зарослях, и он побежал по пятам ночного гостя.

У забора, разграничивавшего селение и лес, беглец остановился. Швед воспользовался заминкой, прыгнул и повалил его на землю, и в ту же секунду его отбросило невидимой волной. Приземление оказалось не очень удачным, боль пронзила руку, но он поднял голову и увидел, кто это был – тварь. Та самая, но не главная. Того он бы сразу узнал. Этот был меньше, скорее всего женского пола. Она зашипела и, с лёгкостью перепрыгнув через забор, скрылась из вида. «Везде найдём», – теперь он понимал, что это были не пустые слова. «Они следят. Давно ли? Наверное, всё это время. Вот почему от них шарахались в лесу живые существа. Боялись тех, кто был рядом. Мила не должна знать об этом. Ей нельзя волноваться», – он поднялся и, прижимая руку к груди, всё ещё смотрел на забор. – «Раз они не нападают, значит, ждут. Я буду готов, когда придёт время. Я смогу защитить свою семью. Они всё, что у меня осталось. Нужно следить за мыслями в присутствии Милы». Швед вернулся в дом и перевязал руку. Всего лишь ушиб. Скажет, что просто упал. Главное, быть убедительным и верить в то, что говоришь.

Прошло пару месяцев с тех пор, как они прибились к этим людям. Швед дежурил в дозоре на стене, а Мила взялась за приготовление пищи. Тем самым, слово они сдержали. Лёха с Серёгой стали частыми гостями в их доме. Никита тоже, как только вышел из лазарета. Мила, зная, что творится у Никиты в голове, придумывала для него различные задания. И он отлично справлялся с депрессией, вызванной потерей конечности.

Живот у Милы вырос в два раза, и сложно было предугадать, когда малыш появится. От того Швед нервничал с каждым днём всё сильнее, и вскакивал ночью всякий раз, как она повернётся.

Им нравилось это место. Здесь было, как дома. Швед забывался, а затем вспоминал пацана и Казаха, и на душе скребли кошки. Мила улавливала его настроение и тоже начинала хандрить.

Они сидели в гостиной, при свечах, наслаждаясь объятиями. Он рассказывал животику историю их знакомства. И в этот самый момент у него в голове зазвучал тоненький смех. Швед вопросительно посмотрел на Милу, но она сидела абсолютно спокойно. «Показалось, наверное». И снова тоненький смех. Ребёнок толкнул его руку, и она свалилась с живота.

– Это не смешно! – отпрянул он. «Как она может так шутить?»

– О чём ты, родной? – И снова толчок, и смех. «Папа дынь! Хи, хи».

– Этого просто не может быть! – вскрикнул Швед, тараща глаза.

– Чего? О чём ты говоришь?

– Ты это слышала? Постой, это же твоя фишка. Почему ты не слышишь? Я, кажется, схожу с ума. – «Дынь, дынь, па па па па».