Путь домой

Барон Жермон поехал на войну.
Барон Жермон поехал на войну,
Его красавица жена
Осталась ждать, едва жива
В разлуке и печали.

Я толкнул дверь и вошел в душную избу. Сзади невесело напевал мажорную песенку Митрофаныч:

Одна в расцвете юных лет,
Одна с утра, одна в обед —
Она могла бы подурнеть
И даже к черту помереть,
Но ей не дали…[19]

В комнате за столом сидел белобрысый детина лет тридцати и что-то рассказывал белозубо улыбаясь. Подле него устроились Яна и Звездочка.

На открывшуюся дверь повернулись все трое. Яна весело улыбалась, на щеках проступили ямочки, в глазах плясала бесовщинка. Именно в такую я и влюбился. Звездочка виновато потупилась. Детина лучезарно скалился.

Он не понравился мне сразу.

Митрофаныч оборвал свои унылые напевы.

— Здорова, Ванька, — приветствовал он детину. — Ты чего здесь?

— Добречка, Кирилл Митрофаныч. Я к тебе по делу.

Ванька поднялся из-за стола и шагнул нам навстречу. Я наконец отступил с порога, пропуская в комнату и хозяина. Тот поручкался с белобрысым гостем. Кивнул ему на меня:

— Это Серега, — и добавил уже для меня: — А это Ванька. Наш Левша.

— Блоху подковал? — ядовито поинтересовался я.

— Нет, радио смастерил, — улыбнулся детина. — Это Митрофаныч шуткует.

Он протянул руку, я ответил на рукопожатие. Крепкое. Причем Ванька не выпендривался и не давил, чтобы умышленно сделать больно, как любят некоторые понторезы, просто рука у него в самом деле была могучая. На мгновение мне показалось, что моя ладонь попала в тиски. Потом стало легче.

И улыбался детина тоже вполне искренне. Но эта искренность злила меня еще больше. Не зря говорят: простота хуже воровства. Какого хрена он тут заигрывает с моей женщиной?

— Чего надоть? — Митрофаныч уже занимался своими делами и на происходящее вокруг вроде как не обращал внимания.

Я с неодобрением поглядел на Яну. Девушка улыбалась. Не мне. Белобрысому Ваньке.

— Как обычно, Кирилл Митрофаныч. Контактики протирать чем-то нужно.

Митрофаныч кивнул, не поворачивая головы, выудил знакомую бутыль, поставил на стол, вывернул пробку. Привычно запахло самогоном. Проворные пальцы хозяина подцепили с подоконника небольшой пузырек.

— Чего собираешь опять, кружок «юный техник»?

— Пока секрет, — разулыбался Ванька.

— Секрет, — передразнил Митрофаныч, с ювелирной точностью наполняя пузырек. — Когда тару возвращать станешь?

— В следующий раз принесу, — пообещал детина.

Хозяин опустил бутыль, закрутил пузырек, подвинул к благодарно скалящемуся Ваньке. Интересно, этот идиот все время улыбается?

Я скрежетнул зубами.

— А внутрь будешь? — подмигнул белобрысому Митрофаныч.

Детина помялся.

— Ты ж знаешь, Кирилл Митрофаныч, я не пью.

— Что-то недоброе таится в мужчинах, избегающих вина и застольной беседы. Такие люди либо больны, либо всех ненавидят,[20] — всобачил я цитату из какой-то давно забытой классики.

Яна тут же зыркнула на меня, как на врага народа, поднявшего руку на счастливого младенца.

— Я всех люблю, — не согласился Ванька.

— Значит, нездоров, — злорадно ответил я.

Митрофаныч уже выставил на стол стаканы, глянул на меня с вопросительным прищуром. Я кивнул. Самогон с бульканьем разошелся по стаканам.

Я чокнулся с Митрофанычем и залпом осушил тару.

— А я тебе давно говорил, — опрокинув стакан, процедил Митрофаныч. — Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет.

— Кто не курит и не пьет, ровно дышит, сильно бьет, — насупился Ванька, явно не ждавший, что Митрофаныч поддержит меня.

— Кто не курит и не пьет, пешим строем нах идет, — подвел я итог неожиданно пришедшей в голову рифмой.

Ванька перестал улыбаться, посмотрел на меня и впрямь как обиженный ребенок.

— Ладно вам, — пробормотал он. — Ну бывает же, что человек не пьет.

— Бывает, — поддержала Яна и зло посмотрела на меня. — Не все же алкаши.

Белобрысый снова заулыбался.

— Вот, — радостно поведал он. — Ладно, я к вам после зайду.

Он сгреб своей необъятной ручищей пузырек с самогонкой и вышел.

— Это было грубовато, — заметил Митрофаныч, как только за Ванькой закрылась дверь.

Причем я так и не понял, кому была адресована эта фраза: мне, завуалировано пославшему гостя по известному адресу, или Яне, обозвавшей нас с хозяином алкашами. Уточнить я не успел. Митрофаныч вернул бутыль на место и вышел следом за Ванькой. Только дверь скрипнула.

— Ты что за детский сад тут устроил? — накинулась на меня Яна.

— Он меня бесит, — честно признался я.

— Это повод хамить человеку?

— Плевать. Я не хочу больше видеть этого человека. Особенно рядом с тобой. Мне это не нравится.

Девушка вскочила из-за стола.

— Подумаешь! — сейчас она напоминала взбесившуюся фурию. — А мне не нравятся приступы ревности. Тем более, что у тебя нет никакого права закатывать мне сцены. Мы не обвенчаны, не расписаны, и детей у нас нет.

Гневная тирада обрушилась на голову ледяным душем. Внутри что-то болезненно натянулось.