Путь домой

— Мне казалось, что между нами взаимное чувство.

— И ты его убиваешь! — выпалила Яна и выскочила из комнаты.

Я хотел броситься следом, но тонкие пальцы вцепились в предплечье, удержали на месте. Звездочка смотрела на меня такими глазами, будто это ее, а не меня только что приложили мордой об стол.

— Сережа, не надо — не надо, — тихо промяукала она и покачала головой.

— А что надо? — сердито рявкнул я, срывая зло на хреновского трансвестита.

— Она тебя не любит.

Я резко выдернул руку из пальцев Звезды, но желание бежать и что-то объяснять сейчас Яне уже пропало.

Возникло ощущение самообмана, который я упорно отрицал.

Хотелось курить, но сигарет не было. Хотелось махнуть стакан, но Митрофаныч убрал свою волшебную бутыль, а хозяйничать без него было как-то по-скотски.

— Не любит, — проворчал я. — Ты-то что об этом знаешь?

Звездочка не ответила, лишь поглядела на меня грустным взглядом больной собаки.

Весь день Яны не было. Я мучился. Пытался уйти в работу, пытался говорить с Митрофанычем на отвлеченные темы, пытался переключиться — без толку. Все мысли крутились вокруг Яны.

Осознание собственной правоты уже не было столь ясным. Давало трещины, теряло незыблемость. Сомнение червем точило душу. Порой начинало казаться, что это я, дурак, обидел девушку, а заодно еще и этого улыбчивого, милого по сути, парня, который только и делает, что возится со своими радиоприемниками и прочей гнилой бурдой и зла никому не желает.

Возможно, я посыпал бы голову пеплом и приполз к Яне на коленях, но остатки здравого смысла все же задирали голову, напоминали, что я сам тоже хороший по сути парень: зла никому не желал и ничего дурного Янке не сделал.

Последний раз так по-идиотски отношения с противоположным полом у меня складывались лет в семнадцать. Хотя нет, вру. Еще была Ольга. Но с ней отношения сложились нормально. Разбежались только как-то… некрасиво. И еще несколько месяцев после я провел в странном запойно-тоскливом состоянии, начавшемся в вечер разрыва с той примечательной грушевой водки.

Да, хреновенько разошлись с Ольгой. А после все было проще, спокойнее. Без надрыва и нерва. Как будто до того в душе бурлили юношеские страсти-мордасти, а после я вроде как повзрослел, поуспокоился.

И вот на тебе, мелькнула Янка со своими ямочками на щеках и бесовщинкой во взгляде, и спокойствие накрылось медным тазиком. Я же с первого дня, с первой минуты вел себя с ней, как пацан зеленый.

После Ольги вроде все стало ясно. И не потому, что Борян свою философию мне три дня к ряду в уши лил, водку подливая. Просто когда перегорело, и пришла спокойная отрешенность, оказалось достаточно одного взгляда назад, чтобы понять как, что и почему произошло. Пришло понимание. И все дальнейшие отношения с противоположным полом всегда были понятны, просчитываемы и логичны.

Пока не появилась Яна.

Затмение на меня нашло, что ли? Или тридцать лет спячки так странно подействовали?

И ведь сказал же мне Митрофаныч: не твоя это девка.

Но даже теперь, умом понимая, что он прав, сознавая, что меня использовали, я все еще на что-то надеялся и продолжал обманываться. Или не обманываться? А вдруг все это ерунда? Вдруг все это я сейчас надумал себе на ровном месте. Еще и Митрофаныча приплел с его спорными умозаключениями.

Яна появилась только к вечеру.

Мы уже поужинали. Хозяин накатил стакан, забрался на печку и теперь похрапывал под треск углей. Звездочка рассказывала мне какую-то полумифическую историю на ломаном русском, перемежая рассказ тайскими фразочками. Я не понимал толком смысла, только кивал, угукал и изображал благодарного слушателя.

Мысли были далеко от тайских историй.

Когда, судя по интонациям, накалу и блеску в глазах, Звездочка приблизилась к кульминации, тихо скрипнула дверь. Я поднялся, мгновенно забыв и про Звезду и про ее байку.

В прихожей что-то тихо пошебуршало, и в комнату скользнула Яна.

— Ты где была? — я постарался спросить как можно мягче, но в голосе против воли прозвучали требовательные нотки.

— Гуляла, — небрежно пожала плечами Яна.

Просто. Как ни в чем не бывало. Как будто никто ни в кого не влюблялся, не бежал из Новгорода, не ссорился. Словно и не было между нами ничего. Вообще ничего. Совсем.

— Я за тебя волновался.

— Напрасно, — бесцветно обронила Яна, распустила волосы и скользнула на лежак. Придвинулась к стенке.

Я сел рядом, вгляделся в полумрак, прерываемый дрожащим светом от печи.

Звездочка уже тихо посапывала на своем месте. Когда успела только?

Лег рядом с Яной, сказал тихим шепотом:

— Нам надо поговорить.

— Не сейчас, — так же спокойно и отстраненно произнесла она.

— Ян, это серьезно.

Девушка повернулась ко мне, посмотрела блестящими в темноте глазами.

— Я устала. Все устали. — Она легонько чмокнула меня в нос. — Завтра поговорим. Хорошо?

Завтра поговорить не вышло. Чуть свет меня растолкал хозяин и, поднеся палец к губам, жестами погнал на выход. Заспанный, я вывалился в морозное утро.

— Что стряслось?

— Ничего, — бодро сообщил Митрофаныч. — Рабочий полдень. Печку тут одной поправить надо. Баба без мужика живет. На подхвате будешь.