Путь Долгоруковых

Рассвет только занимался, утреннюю зорю еще не били, но казаки, выезжавшие в ночной дозор, увидели большой отряд татар, примчались назад и подняли тревогу. Едва солдат построили в две шеренги позади рогаток, которыми огородили лагерь, как послышался странный легкий свист – полетели стрелы. Кто-то вскрикнул, схватившись за рану, но до смерти никого не убило. Генерал приказал переворачивать крайние телеги обоза и укрываться за ними; хорошо, что волов на ночь распрягли. И тут же со всех сторон раздались улюлюканье, вой, свист – на лагерь мчались татары.

Семен видел их в первый раз и невольно застыл, раскрыв рот и дивясь на диковинную картину, однако окрик командира быстро вернул его на землю:

– Оружие к бою! Без команды не стрелять! Заряжай!

Привычными движениями, как на учении, Семен нажал на кресало, достал из подсумка патрон, скусил бумажный конец, насыпал на полку ружья пороха, закрыл ее, опустил ружье прикладом к ноге, вытряхнул в дуло оставшийся порох, заткнул туда пальцем пулю и пыж, вытащил шомпол, прибил патрон, вложил шомпол обратно в паз на ложе ствола и приготовился стрелять.

– На пле-чо! Товсь! Кладсь!

Прищурив левый глаз, Семен смотрел на приближающихся всадников с саблями и луками и почему-то не боялся стрел. Он выбрал себе одного и целил поверх головы приземистой гривастой лошадки.

– Первая шеренга! Пли! Вторая шеренга! Пли! Заряжай!

В пороховом дыму было трудно разглядеть, попал или не попал. Но атака смешалась, ржали кони, некоторые остались без всадников… Татары отступили, развернулись и снова понеслись на приступ, но тут жахнула одна из пушечек, заряженная картечью, и на землю разом упало человек десять. Татары заверещали и поворотили коней.

– Га! Не любишь! – радостно закричал Никита.

Но татары вернулись. Они появлялись то с одной стороны, то с другой, то с нескольких сторон сразу, и даже новые опустошения, производимые в их рядах картечными выстрелами, не ослабляли их решимости. Семен скусывал патрон, забивал в ствол пулю, становился на колено, целился… Теперь он стрелял только тогда, когда явственно мог различить скуластое лицо под островерхой мохнатой шапкой.

Солнце поднялось уже высоко, бой шел четвертый час – без роздыху, без остановки. Ряды конных сильно поредели, и тогда татары, несмотря на ружейный огонь, побежали в атаку пешком, подобравшись к самым рогаткам.

– Штыки примкнуть! Сабли наголо! – крикнул генерал Лесли, стоявший возле пушки. Он выхватил шпагу, бросился вперед и пронзил насквозь татарина, пытавшегося выдернуть рогатку, чтобы сделать проход для своих.

Ротный скомандовал примкнуть штыки и вытащил из ножен шпагу, готовясь к рукопашной. Семен видел, как побелели косточки на кулаке, которым он сжимал рукоять. Но тут сзади раздался резкий, разбойничий свист, земля задрожала от копыт, и эскадрон донцов, расскакавшись галопом, перемахнул через рогатки и принялся рубить убегавших татар. Через несколько минут все было кончено; донцы вернулись, приветствуемые криками «ура!» и волоча за собой на аркане двух пленных.

Из осторожности остаток дня провели в лагере: генерал не хотел рисковать и подвергать обоз возможному нападению в походе. Раненых от работы освободили, а остальные тщательно смазали дегтем все оси и колеса, чтобы не скрипели, уложили и закрепили груз, чтобы ничего не бренчало. На закате, выслав вперед дозоры, выступили, построившись в каре. Разговаривать, шуметь, петь песни было запрещено, и Никита очень этим тяготился. Семен, чтобы не заснуть, вспоминал минувший бой или смотрел на звезды. Когда они начали бледнеть, впереди показалась высокая каменная стена с большими крепкими башнями. Пришли.

Появление обоза стало праздником: хлеб уже два дня как вышел, мяса солдатам не давали целых две недели, а в городе удалось найти только пшеницу да сорочинское зерно, которое солдаты сами мололи ручными мельницами, взятыми в брошенных татарских домах. Но разве это еда! Так, живот обмануть. Да и воды хорошей нет; в колодцы турки и татары, прежде чем сбежать, побросали всякую падаль. Надо новые отрыть, но на это потребно время, а пить-то хочется. Больных уже, почитай, с два полка наберется, кровавым поносом исходят.

Город, взятый Минихом без боя, назывался Гезлев, но русские прозвали его Козлов. Турки ушли оттуда, подпалив дома армянских купцов, а ценности, которые не смогли унести с собой, спрятали в подвалах и колодцах. Солдаты их там быстро нашли, и Никита, наслушавшись рассказов про кучи золота и жемчугов, ходил мрачнее тучи: вот ведь счастье какое людям привалило, и сражаться не пришлось, а добыча царская!

Войско расположилось лагерем в степи, в самом же городе стояли на квартирах только высшие офицеры. Юрий Федорович Лесли остался при своем отряде и жил в палатке, но сразу по прибытии отправился на доклад к командующему. Когда подтянутый худощавый генерал в обшитом золотым галуном мундире и напудренном парике поскакал в город, сопровождаемый сыном-адъютантом и двумя ординарцами, Семен и Никита проводили его взглядами.