Путь аргоси

– Ну вот, ребята. Как говорится в старых историях: когда ведьма раскрывает рот, каждая её правда идёт рука об руку с ложью.

Вероятно, правдой в данном случае было признание в ведовстве. Поэтому, заявив, будто бы Дюррал со мной заодно, я лишь подтвердила, что это не так.

– Давайте приступим к делу, – сказал он. – Да, мы все хотим, чтобы ведьму повесили… – Дюррал покосился на меня. – Но повесили не до смерти, как вы понимаете.

– В каком смысле?

Зря я это спросила.

– А в таком, что ты должна размякнуть, но остаться жива. Потом тебя проволокут лошадьми, четвертуют и наконец сожгут.

О, ясно…

– С какой стати мы будем платить? – спросил долговязый парень с деревянной палкой, которую он безуспешно пытался поджечь спичкой. – Ведьма уже у нас.

– Сделка есть сделка, – ответил Дюррал.

Он сунул руку за пазуху и вынул пузырёк с тёмной вязкой жидкостью, полил ею кончик палки парня, а потом чиркнул спичкой и поджёг её.

– Думаю, город, переживший столько страданий, не захочет навлечь на себя кару, которую боги пошлют вам за нарушение клятвы.

Это вызвало дебаты среди горожан. Слышались раздражённые голоса. Нас окидывали мрачными взглядами – в основном меня, но и Дюрралу тоже перепало. Однако в конце концов люди мрачно закивали. Суеверие победило жадность.

– У нас не так много денег, – сказала какая-то женщина, выходя вперёд с мешочком монет, – но ты прав, аргоси, сделка есть сделка.

Дюррал взглянул на мешочек и, даже не открыв его, покачал головой.

– Этого мало.

– Ты хочешь последнее у нас отобрать, аргоси? – спросил кто-то.

– А что? – сказал Дюррал. – Если мы намерены очистить город от ведьминых чар, то заплатить должны все. – Он возвысил голос, обратившись ко всей толпе. – Платите, сколько хотите. Платите, сколько можете. Медяк – если это всё, что у вас есть, или серебряный ноб – если желаете, чтобы ведьма никогда не вернулась. Но поскольку каждый из вас пострадал от её мерзостей, то каждый должен чем-то пожертвовать, чтобы положить конец её власти.

Меня удивил его неожиданно формальный тон и горделивая поза – нечто среднее между священником и королём… Не то чтобы я когда-нибудь видела короля.

Вскоре горожане выстроились в длинную очередь, которая начиналась от виселицы и тянулась вдаль, исчезая в пыльной дымке.

Один за другим люди выходили вперёд и по указанию Дюррала протягивали то, что хотели – или могли – отдать. У некоторых вообще ничего не было, поэтому более состоятельные горожане сперва вручали им одну из своих монет. Хорошие люди, наверное.

Получив монету, каждый плевал на неё, а потом бросал мне под ноги. Они смотрели мне в глаза и призывали то или иное проклятие на мою бедную голову.

«Вы все немного опоздали, если надеетесь проклясть меня», – подумала я.

И всё же… их взгляды… Люди смотрели так, словно это я вынуждала их отказаться от своих маленьких медных и серебряных сокровищ. Казалось, будто эта утрата подогревала их ненависть ко мне даже больше, чем мои предполагаемые злые чары.

Когда все закончили, люди столпились вокруг эшафота с виселицей, ожидая финала. Ненависть, которую они испытывали ко мне, была почти материальной…

«Не почти», – подумала я.

Их злобная ярость заливала мне горло как густое липкое масло. Я тонула в нём. Тело стало таким тяжёлым, что показалось: деревянный эшафот вот-вот провалится под моим весом.

– Готова, девочка? – прошептал Дюррал.

Готова к чему? К смерти? К котлу какого-нибудь ада, в который мой народ даже не верил? Но Дюррал Бурый смотрел на меня так, словно спрашивал всерьёз.

«Духи мёртвых, добрые и жестокие, – подумала я. – Неужели есть шанс, что он меня не предал? Что безумное представление, которое он тут устроил, на самом деле должно помочь?»

– О-о! – сказала я вслух.

Сказала помимо воли, потому что в животе у меня что-то двигалось. Как будто в моём теле были заперты двое, и теперь этот второй просыпался. Лицо зудело. Ладони стали такими скользкими и липкими, что я почти могла вывернуться из верёвок на запястьях. Петля на шее мешала двигать головой, но меня охватило отчаянное желание посмотреть вниз. Глянув на себя, я увидела, что истекаю кровью.

Нет. Не кровью. Это воск. Красный воск.

Красный воск, который Сокол и Мет-астис влили мне в горло в той пещере. Только теперь его было намного больше, чем я тогда проглотила. Словно он годами разрастался во мне, заменяя внутренности и плоть.

Из толпы раздался крик – наверное, это тот самый идиот, который орал при каждом удобном случае. Правда, я никого толком не видела, поскольку всё время приходилось смаргивать расплавленный красный воск с глаз. Я была вся покрыта им. Целиком – как будто кто-то набросил на меня скользкую корчащуюся шубу из набухших от крови пиявок.

Теперь мне хотелось кричать, но я не могла. Я задыхалась. Всё больше и больше воска выплёскивалось изо рта, заливая меня.

В страхе и растерянности я поискала взглядом Дюррала Бурого. Он смотрел на меня. Я не могла понять выражение его глаз, но увидела, как пошевелились губы. Он сказал:

– Время быть храброй, девочка.

Храброй? Как мне быть храброй, если я не могу даже дышать?