Читаем Путь Абая. Том 1 полностью

Ее слона вызвали общий смех. Абай удивлялся неисчерпаемой жизнерадостности Куандык. Рядом с Кадырбаем, который был весь как печальные сумерки, она была ясным, сверкающим полуднем.

По дороге к Молодой юрте к ним примкнуло много девушек и жигитов. Затеялись игры, шумные развлечения, не стихавшие до зари. Играли и в «платок», и в «хорош ли хан», и в поиски колечка, когда спрятавший его во рту должен суметь отчетливо сказать слово «мыршым», и в «скрученный кушак», где жигит должен угадать, которая из девушек хлестнула его по спине, и в скороговорки. Каждый проигравший нес наказание — он должен был спеть песню, тут же сложить стихи, выдумать острую шутку.

Игры сменялись айтысами, состязаниями в пении и складывании стихов. Племя Сыбан вообше отличалось большой любовью к развлечениям и играм, а аул Кадырбая со времени отца акына Актайлака стал подлинной колыбелью айтысов и новых напевов. В этой колыбели и выросла Куандык, душа веселья к песен. И девушки, окружавшие ее, тоже умели петь не хуже своей подруги.

В аулах Сыбана и Наймана с давних пор установился обычай не выдавать замуж девушек молодыми. В соседних родах даже существовала поговорка: «Постарела дома, как невеста из Сыбана». Все эти девушки — большие любительницы шуток, разговорчивые, веселые, отличные певуньи.

Вечером Куандык взялась сама вести игры. Ее смех, невольно заражавший всех, был необыкновенно мелодичен — он сам звучал как веселая песня. Она не давала пощады ни одному жигиту и с видимым удовольствием строго наказывала проигравших. Но когда она попадалась сама, то, ничуть не смущаясь, не переставая смеяться, без малейшей досады несла наказание.

Весь вечер Абай и Куандык провели вместе. Они долго состязались в пении и стихах. Первый айтыс затеяла сама Куандык, вызвав своей песней Абая. Тот не привык к состязаниям, и так как импровизировал он медленно, подбирая каждое слово, то сначала старался взять самим напевом. Многие сложные напевы здесь были еще неизвестны. — Абай выбирал их и пел с большим подъемом. Этим ему удавалось брать верх над Куандык.

Так прошло их первое состязание. В следующий раз Куандык перешла с песни на терме.[109] Абай знал только один терме — стремительный, как рысистый бег. Он перешел на него и начал импровизировать быстро, как Куандык. Теперь он чувствовал себя уверенней, слова рождались сами. Айгыс увлек его: он почувствовал необычайный прилив сил, почти вдохновение. Девушка и жигит точно подзадоривали друг друга и попеременно брали верх один над другим.

Глаза Куандык смеялись, щеки горели, она наслаждалась этой борьбой с жигитом. В своем айтысе они расточали шуточные похвалы, обращаясь друг к другу, как к избраннику сердца. Абай иногда даже вставлял слова: «любовь», «возлюбленная». Куандык отвечала сдержаннее: «Почтенный гость, достойный уважения жигит, приветствую твое посещение. Прекрасен род твой, прекрасен ты сам. избранный, одаренный, но взаимное уважение — вот чувство, достойное нас обоих».

Если, состязаясь в стихотворстве и остроумии перед внимательной толпой, они только шутили, то в беседе один на один они сказали друг другу больше.

Разговор завела сама Куандык. В самый разгар веселья, когда все увлеклись играми и одни пели задорную песню, а другие громко смеялись, она обратилась к Абаю:

— Песня не всегда поворотлива, и что можно сказать на людях, Абай? Песня заслонила слова… А у меня их еще много для тебя…

Она старалась говорить это смеясь, чтобы не привлекать внимания окружающих. В словах ее ясно чувствовалось искреннее расположение к Абаю. Их влечение друг к другу началось не сейчас, — оно родилось еще во время бесед с Кадырбаем. Взяв белые пальцы Куандык. Абай по биению крови угадал сердечный трепет. Его рука тоже вздрагивала.

— Наши сердца бьются одинаково, видишь? — сказал он. — Твои слова — радость для меня…

Теперь каждая улыбка, шутка, движение, взгляд — все выражало их восхищение друг другом, все озарено было внутренним ликованием. По ходу игры они должны были поцеловаться — и то, что томило их сердца, вспыхнуло пламенем, загоревшимся на их щеках.

Молодежь стала расходиться, лишь когда небо посветлело в утренней заре. Куандык направила Абая в крайнюю юрту аула. Когда все разошлись, Куандык пришла в юрту. Хозяйка ее, старая женщина, уже ушла к стаду. Они были вдвоем. Два молодых существа, сжигаемые одним пламенем, встретились. Сейчас они молчали. И молча они кинулись в волну, певучую и немую, поглотившую их обоих.

Веселье и игры в ауле продолжались еще несколько дней, но связь Абая и Куандык больше походила на дружбу, чем на любовь. Пламя вспыхнуло, но почему-то не разгоралось. Куандык на людях нравилась Абаю больше, чем наедине: правдивая, откровенная смелость ее чувства несколько коробила Абая.

В эти дни Абай многое узнал о жизни Куандык. У нее есть жених — из племени Керей. Он женат, Куандык будет его младшей женой. Жених уже несколько раз бывал у нее, но она не находила в себе любви к нему, сердце ее всегда оставалось холодным. Она печально признавалась в этом Абаю и раскрыла перед ним мечты юного сердца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза