Когда индивидуум исполнен решимости удовлетворить свое желание умереть и исчезнуть в небытии, что соответствует фрейдовскому описанию «чистого» инстинкта смерти, можно предположить, что в этих случаях мы имеет дело с совершенно несмешанным инстинктом смерти. Однако, в анализе можно наблюдать, что это состояние вызвано активностью деструктивных завистливых частей самости, которые сильно отщеплены и отделены (defused) от либидинозной заботящейся самости, которая кажется исчезнувшей. Вся самость временно идентифицируется с деструктивной самостью, которая стремиться к триумфу над жизнью и креативностью, представленными родителями и аналитиком, разрушая зависимую либидинозную часть самости, представляющую ребенка.
Пациент часто верит, что он разрушил свою заботящуюся самость и свою любовь навсегда, и никто ничего не может сделать, чтобы изменить ситуацию. Когда эта проблема прорабатывается в переносе и некоторая либидинозная часть пациента воспринимается как ожившая, появляется забота об аналитике, представляющем мать, и эта забота смягчает деструктивные импульсы и уменьшает опасное разделение.
У некоторых нарциссических пациентов деструктивные импульсы постоянно активны и доминируют над всей их личностью и объектными отношениями. Эти пациенты почти не скрывают свои чувства и обесценивают работу аналитика своим постоянным безразличием, хитроумным повторяющимся поведением и иногда открытым унижением. Они утверждают свое превосходство над аналитиком, представляющим жизнь и креативность, расточая или разрушая его работу, понимание и удовлетворение. Они чувствуют превосходство, потому что способны контролировать и удерживать те части себя, которые хотят быть зависимыми от аналитика как полезного человека. Они ведут себя так, как если бы утрата любого объекта любви, включая аналитика, не волновала бы их и даже стимулировала чувство триумфа. Такие пациенты время от времени чувствуют стыд и тревогу преследования, но только минимальную вину, потому что сохранилась в живых только очень малая часть их либидинозного самости. Они решили проблему борьбы между своими деструктивными и либидинозными импульсами тем, что попытались избавиться от своей заботы и любви к объектам, убив свое любящую зависимую самость и почти полностью идентифицировавшись с деструктивной нарциссической частью себя, дающей им чувство превосходства и восхищения собой.
Один нарциссический пациент, который поддерживал свое отношение к внешним объектам и аналитику мертвым и пустым, постоянно умерщвляя любую часть себя, которая делала попытку установить отношения с объектом, видел сновидение о маленьком мальчике, находившемся в коматозном состоянии и умиравшем от какого-то отравления. Он лежал на кровати во дворе больницы, и ему грозила опасность, потому что на него начало светить раскаленное полуденное солнце. Пациент стоял рядом с мальчиком, но ничего не делал для того, чтобы передвинуть или защитить его. Он только был настроен критически и испытывал превосходство по отношению к доктору, лечащему мальчика, поскольку именно он должен был проследить, чтобы мальчика перенесли в тень. Из предшествующего поведения пациента и его ассоциаций было ясно, что умирающий мальчик олицетворял его зависимую либидинозную самость, которую он поддерживал в умирающем состоянии, не давая получить помощь и питание от аналитика. Я показал ему, что даже когда он подошел близко к пониманию серьезности своего психического состояния, ощущаемого как состояние умирания, он не пошевелил пальцем, чтобы помочь себе или аналитику сделать движение к его спасению, потому что он убивал свою инфантильную зависимую самость, чтобы ощутить триумф над аналитиком и изобразить его неудачником. Это сновидение ясно показывает нам, что сила деструктивных нарциссических состояний сохраняется поддерживанием либидинозной инфантильной самости в состоянии постоянной смерти или непрерывного умирания.
Время от времени аналитические интерпретации проникали сквозь нарциссическую скорлупу, и тогда пациент чувствовал себя более живым. Он признавал, что хотел бы измениться, но вскоре его мысли улетали прочь из кабинета, и он становился таким отстраненным и сонным, что был почти не способен поддерживать себя в бодрствующем состоянии. Имело место громадное сопротивление, подобное каменной стене, которое препятствовало любому исследованию ситуации. Однако, постепенно становилось ясно, что пациент избегал более близкого контакта с аналитиком потому, что как только он чувствовал, что ему помогают, возникала не только опасность, что он может ощутить еще большую потребность в аналитике, но также и потому, что он боялся, что будет атаковать аналитика своими насмешливыми и унижающими мыслями. Контакт с аналитиком означал ослабление нарциссического всемогущественного превосходства пациента и сознательное ощущение сокрушительной ненависти, которого пациент старательно избегал, поддерживая свое отстраненной состояние.