Пустое море

Танька промолчала, Марине тоже нечего было добавить. Она окончательно жалела, что рассказала ей обо всем. Легче не стало, как она ожидала, да и Танька отнеслась слишком прохладно к ее внутреннему разъеданию. Воспоминания вновь живо и остро встрепенулись в ней, она почувствовала щемящую боль от того тяжелого времени, стыда, вины, и потери матери, словно все это произошло вчера. Теперь она себя чувствовала беззащитной и раздавленной, она обнажила свою слабость и теперь эта же слабость, превратилась в оружие против нее самой.

Лучше тайны держать глубоко в себе и не разбрасываться ими налево и направо, ожидая облегчения своего груза. Иначе, когда они вырываются на волю, то становятся твоими мишенями. Невыносимо делить тайну с кем-то еще. Ты всегда будешь помнить, что кто-то знает, становясь заложником своего секрета перед другим человеком. Вы словно навечно сковываете себя цепями, вынуждая делить общий воздух над головой. А Марина не была уверена, что хотела бы Таньку и дальше видеть, и делить эту тайну с ней, после всей этой истории.

− Наладится все, вот увидишь, − стала ее воодушевлять Танька. − Заживешь жизнью, которую наконец заслужишь…

− А какую я заслуживаю? Какую? А какую ты заслуживаешь? А какую заслуживает Антон? Кто распоряжается этим? Да никто. Мы, сами.

− Успокойся. Если знала бы, что коньяк на тебя так подействует, не наливала бы. Ты должна собраться, у тебя скоро Антон придет, а ты расклеенная, как не знаю, кто.

− Да все нормально, − мрачно ответила Марина. − Я все сделаю.

Она уже сильно жалела, что все рассказала. Танька не тот человек, перед кем стоит обнажать свою душу.

− Прими душ. Это поможет.

Танька встала из-за стола, еще некоторое время смотрела на Марину, будто хотела что-то сказать, потом без слов вышла в прихожую.

После минуты возни у двери, щелкнул замок в дверях и наступила тишина. Марина не шевелилась еще некоторое время, уставившись в одну точку. Потом не торопливо помыла чашки, вытряхнула в мусорное ведро окурки и открыла форточку. Ветер моментально внес в квартиру поток свежего воздуха и у Марины сжались пальцы, от охватившей легкой дрожи. Она прислонилась к подоконнику, разглядывая голые ветви дерева, что нависали над ее окном. Эти сухие тростинки были как скрюченные пальцы с острыми ногтями, которые царапали ей стекло, словно хотели проникнуть внутрь и согреться в ее холодной кухне.

Душ не привел ее в чувство. Холодная вода сменялась горячей, потом снова холодной, но апатия, которая пришла на смену слезам, никак не хотела покидать ее.

Было уже четыре часа, когда она покинула ванную, закутавшись в белый махровый халат. Принимать горячую ванну для расслабления, она не стала, опасаясь, что может уснуть в воде. Уныло заглядывая в каждое окно, она бродила по пустым комнатам, отмеряя шаги в такт настенных часов. Каждый раз, как только ее взгляд, тоскливо падал на телефон, она вспоминала Славку и ее сердце еще больше сжималась от отчаяния. Когда она посмотрела на телефон в двадцатый раз, решительно подошла к нему и набрала до боли знакомый номер.

Долгие гудки говорили о том, что ей никто не ответит, но Марина набирала снова и снова этот номер, чтобы быть ближе ко всему, что относилось к Славке.

В шесть часов, она одела легкие шорты с вместительными карманами. Сердце сильно прыгало у нее в груди, когда она сжимала капсулы в руке. С выступившей, легкой испариной на лбу, она положила капсулы в карман, чтобы при случае, их можно удобно и быстро достать.

В семь, она стояла у окна на кухне и курила. За стеклом, тусклые фонари, еле освещали большой и безлюдный двор. Сильный ветер клонил ветви деревьев, на которых сидели, как ни в чем не бывало любопытные вороны. Изредка проезжала под окном машина, но Марина видела только отсвет желтых фар, которые украдкой ощупывали землю, словно рука невидящего человека.

В восемь, она съела большую порцию омлета, когда почувствовала сильный голод. Все это пришлось запить сладким чаем, на кофе не было больше сил смотреть. Посуду она не стала мыть, свалила все в посудомойку и даже деревянную доску, на которой остался след яичного желтка. Потом налила воду в кувшин, не зная заранее, с чем придется мешать капсулы снотворного.

В девять она заглянула в холодильник, чтобы удостовериться в который раз, что в наличии имеется его любимый апельсиновый сок. Чем дольше Марина проводила в ожидании, тем большую нервозность испытывала. Приходилось делать одни и те же действия, лишь бы чем-то занять свои дрожащие руки.

В десять Марина ходила с тряпкой по квартире и вытирала пыль, прислушиваясь к звукам в подъезде. В сотый раз она протерла телефон, поднося трубку к уху, чтобы услышать привычный ровный гудок.

В одиннадцать, она лежала на диване и смотрела в потолок. Глаза ее не мигали, и когда они начинали слезиться, она быстро хлопала ресницами, чтобы опять замереть с невидящим взглядом.