Пустое море

− Друг, любовница…

Марина фыркнула.

− Какие к черту могут быть друзья и любовницы у этого лицемерного человека? Самое реальное, во что я могу поверить, это номер в гостинице.

− Почему лицемерный?

Вопрос был невинный, но Марина резко почувствовала свою принадлежность к этому определению.

«Действительно. О каком лицемерии я говорю? То, что он хочет быть сильным и хладнокровным, пытаясь быть похожим на твердого характером, отца, не делает его двуличным человеком. Ну и что, что внутри он ранимый и чувствительный, как его мать, разве это преступление? Кто? Кто, как не я лицемер, в сложившийся ситуации? Я и перед Славкой лицемерю, и перед Антоном, перед свекром, даже перед Анькой, единственным близким человеком, сижу и лицемерю…»

Марина обхватила руками голову и промолчала. Анька не стала настаивать, посчитав, что не имеет права так глубоко вникать в чужую супружескую жизнь, встала из-за стола и посмотрела через стекло духовки на готовящуюся курицу.

После сытного ужина, Марина поняла, как она голодала все эти дни. На нее навалилась сладкая истома, не хотелось двигаться и говорить, а только лежать и блаженствовать.

− Вкусно!.. − восхищенно произнесла она. − Я и не умею так готовить.

− Ничего сложного. Курица есть курица.

Анька отодвинула тарелку и налила еще коньяка.

− В милицию будешь заявлять?

Этот вопрос вернул Марину в реальность, она скорчила кислую рожицу и закурила сигарету.

− А что делать? Придется.

− А Славка? Он знает обо всем этом?

− Ничего он не знает. Уехал куда-то и пропал.

− А если он не вернется? Все равно уйдешь от мужа?

− Все равно. Уже ничего меня не удержит, − Марина внезапно уронила голову на руки и заплакала.

Слезы хлынули так мгновенно, что Анька даже растерялась поначалу, потом она погладила рукой Маринину голову и осторожно забрала у нее сигарету из пальцев, которая тлела между волосами.

− Понимаешь, он мне всю душу вытянул, − рыдала Марина. − Он настолько ко мне равнодушен, что я скоро буду биться в истерике. Его глаза… Его глаза мне снятся каждую ночь. Я просыпаюсь в полном понимании того, что я безумно одинока. Мне так не хватает его рук, его лица… Я как вспомню этот ленивый прищур, сквозь сигаретный дым, мне выть, понимаешь, выть хочется. Я знаю, что он изменился, он стал другим, но я хочу его именно таким. Он уже не тот тощий мальчишка, который обезоруживал своей улыбкой, он стал сильным, уверенным, мужественным, красивым, желанным и таким равнодушны-ы-ым… Я себя всю измотала ревностью, я готова убить любую, кого он коснется своими пальцами. Стоит мне только представить свое ощущение от его прикосновений, и я становлюсь невменяемой. Понимаешь, невменяемой, что такие же ощущения может еще кто-то испытать, кроме меня… Чем больше он от меня отдаляется, тем больше я его желаю получить…

Анька молчала. Она не знала, какие слова будут уместны, поэтому продолжала гладить ее по голове, в глубине души завидуя таким сильным и эмоциональным словам. Такая любовь, такая страсть восхищала ее. Она искренне желала, когда-нибудь и ей повезет испытать в своей жизни что-то подобное.

Когда Марина подняла голову, ее глаза были красными и опухшими. Она не смело улыбнулась и сказала.

− Это какое-то наваждение. Я отчетливо слышу, как внутри бьется сердце, словно я отсчитываю удары, что проходят и уходят в пустом ожидании. Иногда мне, кажется, что я готова на все ради него, и лечь под ноги и целовать песок, как в песне… А иногда, я хочу оттолкнуть его, что даже предвкушаю этот момент. Я вижу его лицо, его глаза, отчетливо могу представить его жесты, которые последуют в ответ на мое отталкивание, но чем больше я упиваюсь этим, тем больше я понимаю, что моей бравады хватит только до того момента, когда я услышу его голос, вдохну его запах, почувствую его руки, его дыхание…

− Ты зависима от него. Даже время тебе не помогло.

− А я рада этому. Иначе, что бы я сейчас делала? Как бы я жила без любви? Без этих мыслей, фантазий, без жгучей ревности, томительных ожиданий, моментальных радостей от одного только телефонного звонка? Ведь только они меня наполняют жизнью и напоминают мне, что раз я чувствую, значит я живу. «Даже его равнодушие придает мне дополнительной энергии», − Марина уже не замечала, что говорит Антоновыми словами.

− Не думай о его равнодушии. Это не правильное определение. Кто, как никто другой, может знать его настолько глубоко, как не ты? Разве это равнодушие? Через столько лет реализовать свое желание увидеть тебя, разве ни о чем не говорит? Говорит! О многом, но никак не о равнодушии.

− Что тогда? Ненависть?

− С чего бы это?

− За потерянные года…

− Ты рассуждаешь примитивно.

− Знаю. Просто хотелось услышать, что я идиотка и одна верю в этот полный бред.

− Ну что? Убедилась?

− Да! И стало легче…

Девушки тихо рассмеялись, а Анька намочила полотенце в холодной воде и заставила Марину положить себе на лицо.

− Как бы я хотела вернуться в детство, − донесся приглушенный голос Марины. − Чтобы не знать никаких проблем, смотреть мультики, есть мамину стряпню и засыпать под теплым одеялом с любимой игрушкой.