Пустое море

− Ты кого-то ждешь? − спросила Марина, проглатывая слюну.

− А? Почему?

− Готовишь…

− Это себе. Я всегда готовлю больше, чтобы потом пару дней не подходить к плите.

«Надо будет исследовать свой морозильник, − тоскливо подумала Марина. − Приду и тоже приготовлю себе мяса».

− Я сегодня просмотрела весь медицинский справочник в библиотеке, − сказала Танька. − Нашла несколько подходящих снотворных…

− Все. Исключено, − Марина даже замотала головой. − Я не знаю, смогу ли этим продолжать заниматься.

− Ты не добилась желаемого результата…

− Я добилась того, что муж наконец-то понял, что у нас в семье не все так гладко и легко, как он себе надумал.

− Тебя послушать, не скажешь, что еще вчера ты планировала убить своего мужа.

Марина резко встала.

− Не хочу слушать обвинения на сон грядущий. Если тебе нечего сказать, я лучше пойду.

− Да сядь ты. Чем ты так оскорбилась, что даже не можешь слушать.

− Ты, постоянно, указываешь мне, что я убийца, хотя, мы еще никого не убили, ты помнишь?

− Ну умышленное убийство, всегда ужаснее, убийства по неосторожности.

Марина смотрела во все глаза на Таньку и не могла понять, намекала ли та, на тот случай, из Марининого прошлого или это простое невинное заявление.

− Что ты этим хочешь сказать? − охрипшим голосом произнесла Марина.

− Только то, что если ты планируешь кого-то убить, но еще не совершила это, все равно ты виновна. Замысел равносилен убийству.

− Какая ты черствая. Сколько тебя не слушаю, убеждаюсь, что нет в тебе сердца. Один холодный расчет.

− Как и у тебя, дорогая.

Марина резко сорвалась с места и бросилась в прихожую.

− Что тебя больше оскорбило, что ты планировала убить собственного мужа или то, что ты хотела поиметь все его денежки, − донеслось ей вслед.

Танька неторопливо вышла из кухни и облокотилась плечом о стену. Она равнодушно смотрела на Маринины безуспешные попытки открыть дверные замки.

− Что? Что ты строишь из себя чистюлю? Слова ее оскорбляют. Сама невинность. Какие мои слова тебя больше задели? − повторила она. − Попытка убийства, с целью обогащения? Да? Не поверю, что ты не могла просто уйти от него. Ты расчетливая, ты хотела все и сразу.

− Не забывай, ты тоже что-то хотела поиметь, − полушепотом возразила Марина.

− Согласна, у меня тоже был весомый резон. Но я принимаю это, а ты бесишься от одного только упоминания. Что? Думаешь, если мы не будем называть все своими именами, то тогда у тебя не будут запачканы руки? Ты заглушишь свою совесть и будешь жить дальше, как ни в чем не бывало?

Марина больше не пыталась открыть дверь, она стояла и не двигалась, смотря невидящим взглядом в одну точку.

− Подожди… − вдруг осенило Таньку, − Я поняла… Я поняла тебя. Ты убеждаешь себя, что ты не будешь причастна к смерти Антона. Я не сомневаюсь, что ты сможешь себя убедить, что действительно потеряешь мужа по чье-то чужой вине. Чужой. Кто-то другой убил его, кто-то другой причинил ему зло, кто другой ходит по земле с тяжелым грузом греха, другой, но не ты… Ты всего лишь жертва… Ты несчастная жертва…

Наступила такая тишина, что слышно было даже, как шипит мясо в казанке, который находился на кухне.

Сердце тяжело отбивало удары, словно ведро билось в глухом колодце. Марина медленно повернулась и посмотрела прямым и уверенным взглядом на Таньку.

− Разве это плохо, что я защищаю свой рассудок от помешательства? Тяжелое клеймо сведет меня с ума, а я хочу жить полной жизнью, − медленно и тихо проговорила она.

Танька немного оторопела, потом молча, открыла входные замки.

Марине вдруг стало себя невыносимо жалко, что она неожиданно разревелась. Напряжение, сковавшее ее уже такое долгое время, накрыло ее с головой и, если бы сейчас, ей сказали идти в милицию и во всем сознаться, она бы не пошла, а побежала бы туда. И за покушение на убийство и за убийство по неосторожности… Она бы во всем созналась, лишь бы наконец снять этот непосильный груз с души.

Но никто ее ни о чем не просил. Рядом стоял такой же человек, с такой же непосильной ношей, и помочь ей разделить тяжесть, никак не мог.

Марина сползла по двери на пол и обхватила себя руками. Перед глазами резко помутнело и все поплыло, она чувствовала, как рубашка на груди от слез стала мокрая и неприятно прилипла к коже. Она безумно хотела, чтобы ее сейчас кто-то обнял и погладил по голове, как это делала в детстве, ее мать. Она даже была рада, такому жесту, с Танькиной стороны, но та словно оцепенела и даже не пыталась успокоить ее.

Столько дней Марина пыталась крепиться, что сейчас словно сорвало платину. Она внезапно представила улыбающееся Славкино лицо, его сильные руки, когда он обнимал ее, его тепло, что согревал ее и его запах, что сводил с ума, отчего стало еще горше и тоскливее.

− Перестань, ну… Ты чего? − Танька присела перед ней на корточки и положила ладонь на ее руку. − Никто, тебя не обвиняет. Я тебе не мать, не Бог, чтобы судить тебя. Ты забыла? Я такая же, как и ты, какой с нас спрос друг для друга?