Пустая

– Ладно. Может, ты и права. Не стоило мне сидеть тут и реветь. Но все как-то так навалилось, знаешь… – Она обернулась, и я узнала Лабеллию Севвинтон.

Некоторое время мы молча таращились друг на друга. Дорожки слез на ее прекрасном лице высохли, рот приоткрылся. Преглупый вид – но, уверена, я выглядела не лучше.

– Ты, – наконец произнесла она очень трезвым голосом. Видимо, весь хмель слетел с нее, когда она осознала, кому изливала душу.

– Ну… да. – Прозвучало это так, будто я извинялась. Мне и вправду стало неловко; как будто я нарочно обманывала Лабеллию, чтобы выудить ее секреты. – Слушай… Я не знала, что это ты. Просто услышала, что кто-то плачет, ну и вот…

Лабеллия царственно взмахнула рукой у меня перед носом – жестом человека, привыкшего командовать.

– Довольно. – Она старалась говорить холодно, но я чувствовала, как изменился ее запах. Лабеллия Севвинтон была растеряна. – Я ухожу.

Ее сильно повело после того, как она встала со скамейки, и я тихо пошла за ней, держась на расстоянии нескольких шагов. Она ни разу не повернулась, но я понимала: Лабеллия знает, что я иду следом.

Как бы то ни было, мне все равно не хотелось, чтобы она разбила свою знатную голову. Судя по тому, что Лабеллия не пыталась от меня отделаться, ей этого тоже не хотелось.

Так, держась на почтительном расстоянии друг от друга, мы добрались до ворот университетского городка. Лабеллия вошла в ворота, и только тогда я отправилась домой, не оглядываясь.

Фонари горели ровно, и я шла, вдыхая запахи дубов, влажной земли и вечера. И улыбалась – сама не знаю почему.

* * * *

Рано утром я проснулась от негромкого стука в дверь. Некоторое время я лежала, надеясь, что кто-то ошибся дверью… Но стук повторился, и я неохотно выпуталась из пледов и пошла открывать. Я думала, может, кто-то из блюстителей или посланник от Судьи – но на пороге стояла Лабеллия.

Алкоголем от нее больше не пахло, лицо было чисто умыто, а волосы уложены в высокую прическу волосок к волоску. Если не знать точно, никому и в голову бы не пришло, что еще вчера наследница Севвинтонов плакала пьяными слезами и изливала душу пустой на парковой скамейке.

– Как ты меня нашла?

– Мне есть у кого спросить.

Мы молча смотрели друг на друга – я раздумывала, не захлопнуть ли дверь, когда Лабеллия вдруг протянула мне небольшой сверток.

– Я пришла вернуть платок.

– О.

– Да, – кивнула Лабеллия, а потом ее губы дрогнули, и она неохотно добавила: – Благодарю.

Вид у нее при этом был такой, будто она съела лимон, и, отдавая сверток, она повернула руку, чтобы не коснуться ненароком моей кожи, – а сразу после поспешила прочь.

Сверток был тяжелым – развернув платок, я обнаружила в нем несколько золотых монет.

– Ну и ну… – сказала Прют, с которой мы встретились пару часов спустя, чтобы вместе позавтракать, когда я рассказала об обеих встречах с Лабеллией и показала монеты. – Это что – чаевые или вроде того? – Прют поморщилась.

– Думаешь, стоит ей вернуть?

Прют закатила глаза:

– Смеешься? Конечно, нет. Некоторые люди просто не умеют говорить «извини»… Да и вообще вести себя по-человечески. Дать что-то другому – для них единственный выход. Но некоторые не могут и этого.

– Ты клонишь к тому, что взять деньги – значит принять извинения?

– Именно. Других от нее ты все равно не дождешься. И, честно говоря, мне кажется, даже это – огромный шаг для Лабеллии Севвинтон. Не удивлюсь, если скоро выяснится, что она покинула страну, чтобы смыть пятно со своей чести. – В голосе Прют зазвучала неприкрытая надежда, и я рассмеялась.

– Ладно. Но тогда возьми их ты. Пожалуйста. Пусть это будет компенсация за то, сколько крови она тебе попортила.

– И еще попортит, – мрачно заметила Прют, пряча деньги в карман. – Держу пари, от гранта она не отступится, так что твоему Судье лучше бы поторопиться.

Я промолчала, но понимала, что Прют права. Шло время, никаких новых секретов для Сороки добыть не удавалось, и с грантом тоже ничего не прояснилось.

– Сегодня я должна ужинать у Судьи, – сказала я. – Он пригласил нескольких блюстителей – и меня в том числе. Попробую прийти пораньше – может, на этот раз что и разузнаю.

– А я продолжу исследования – сразу после занятий. Медленно, но верно… Может, чего-то и без гранта добьюсь. Не падай духом. А то оглянуться не успеешь, как это станет твоим любимым занятием.

На том мы и порешили.

Прют отправилась на занятия, а я – в дом блюстителей. В тот день мне выпало дежурить с Эфир, и мы почти не говорили: у моей напарницы болела голова, и вообще она была в скверном расположении духа. Неудачно: я сама планировала сослаться на головную боль, чтобы улизнуть с дежурства пораньше.

Я как раз раздумывала над новым поводом, когда она вдруг сама заговорила со мной, проходя мимо главного рынка.

– Сегодня будешь на ужине у Судьи?

– Да, наверное. Я, правда… Мне надо уйти пораньше, у меня появились дела, а потом…

– Я вот не пойду, – сказала Эфир, и мне показалось, что она толком меня не слушала. – Мы с Лестером поругались.

– Правда? – Кажется, Лабеллия положила начало традиции – возможно, к душевным излияниям окружающих мне стоило привыкнуть.