Пустая

В горле у меня разом пересохло. Окажись мы с ней посреди дороги, в безлюдном месте, наверное, я бы попыталась сбежать. Но здесь, в университетском городке, могла только стоять на месте и хватать ртом воздух, как свежевыловленная рыба.

Она не спеша преодолела последнюю дорожку, разделяющую нас, и встала передо мной, глядя на меня сверху вниз. Очень красивая девушка – идеальные черты лица, классические, четкие, как будто вырезанные очень прилежным скульптором, у которого не было недостатка во времени. Глаза – как драгоценные камни, но смотрели они надменно и жестко. Мне показалось, что где-то я уже видела раньше этот взгляд.

– Пустая, – снова повторила она, как будто я не расслышала с первого раза.

Я машинально надвинула капюшон на лоб, но тут же, разозлившись на себя, сняла его вовсе.

– Да.

Лабеллия присвистнула. Даже это получилось у нее аристократично.

– Неплохо. Теперь, по крайней мере, сомнений в теме ее идиотского исследования не остается.

– Оно не идиотское. – Я понимала, что нужно просто уйти, и поскорее, но не могла смолчать. Прошлая ночь, проведенная в кругу друзей – почти друзей, сделала меня смелее.

Лабеллия подняла высокие тонкие брови:

– Ого, как оно разговаривает. Что ты-то можешь понимать в исследованиях, ты, недоразумение?

– А ты что? – Я произнесла это быстрее, чем успела подумать, и почувствовала запах ее ярости – но Лабеллия широко, добродушно улыбнулась.

– Дерзишь? Правильно, отведи душу. Больше ты сюда, белая крыса, не зайдешь, так что полюбуйся парком напоследок.

– У меня есть пропуск.

– Твой пропуск скоро заканчивается. Сегодня, верно? И сегодня же я зайду в деканат и напишу заявление об оскорблении студентки. Тебя больше сюда и на расстояние выстрела не подпустят.

– Я тебя не оскорбляла.

– Еще как оскорбляла. – Лабеллия ухмыльнулась. – Само твое существование для нормального человека оскорбительно, понимаешь?

– Я такой становиться не выбирала. – Это было как нескончаемый дурной сон. Стоило ненадолго почувствовать себя человеком – являлась очередная Севвинтон.

– Выбирала, не выбирала. – Ее голос зазвучал вкрадчиво. – Как ты можешь хоть что-то знать о себе точно? Как вообще можешь отвечать за себя?

Ее глаза сверкнули, и она приветливо помахала какому-то профессору вдалеке, не прекращая говорить, – с ее лица все это время не сходила широкая улыбка.

– Такие, как ты, должны быть там же, где и надмаги. Почему сейчас, – она сделала особый акцент на слове «сейчас», – наверху так не считают, мне неведомо. Но я бы на твоем месте пользовалась моментом и проваливала куда подальше, в глушь, где тебя никто не увидит. Поняла?

Я молчала. Мне хотелось попросить: пожалуйста, не выгоняй меня. Оставь меня здесь, рядом с Прют, чтобы она могла заниматься тем, что ей интересно. Чтобы мы могли подружиться по-настоящему. Чтобы я могла и дальше чувствовать себя своей.

Но я понимала, что Лабеллию мое отчаяние только порадует. Поэтому вместо этого я произнесла словечко из тех, которые прежде никогда не повторяла вслух. Только слышала от других – чаще всего от грубоватых мужчин.

Эффект превзошел все ожидания. Улыбка сползла с лица Лабеллии Севвинтон, и она побелела, как простыня.

– Да как ты…

– Вот теперь, – сказала я, делая шаг в сторону главной аллеи, – я тебя действительно оскорбила.

Она помчалась за мной, как лиса за зайцем, позабыв о своих улыбках и манерах. Но ей было меня не догнать – узкая юбка, высокие каблуки модных туфелек. Я неслась вперед, вбирая в себя запахи росы, дубов, готовящейся еды, чернил.

Если бы я знала, что вчерашний день – последний, я бы провела его с большим толком. Погуляла бы по парку днем, когда почти все студенты и профессора на занятиях. Прошмыгнула бы в кампус, погладила темные дубовые панели с сотнями вырезанных на них инициалов.

Привратник закрыл за мной ворота. Лабеллия не стала преследовать меня.

Итак, я снова была бездомной. Все мои вещи остались в комнате Прют.

Одно было хорошо – теперь я шла в Портовый Котел, отбросив все сомнения. Выбора у меня все равно не осталось.

По дороге я зашла на почту и, используя каменную стену здания в качестве парты, написала два коротких письма – Мафальде и Прют. В первом я сообщила, что временно поселюсь отдельно, потому что нашла работу. Во втором – предупреждала Прют о том, что случилось, и кратко рассказывала о встрече с Севвинтон. Над окончанием письма я думала дольше всего, но в конце концов написала:

«Будет здорово, если ты занесешь мои вещи в “Красного коня” – там мы сидели вчера с Сорокой. Жалко, что мы не сможем продолжать работу. Мне кажется, твои исследования – просто замечательные…»

Подумав, я тщательно зачеркнула «замечательные» и исправила на «очень талантливые».

«…куда лучше, чем у Севвинтон и других студентов, про которых ты рассказывала. Надеюсь, Слепой Судья и остальные тоже это поймут. P. S. Если не найдешь времени занести вещи, не страшно».