Пустая

– Да, последний вопрос – самый интересный. Человек, который рассказал мне эту легенду, сказал, что мир, в котором мы живем, – не единственный. Существует бесчисленное множество других. Мир, в котором когда-то давно – может, сотни, может, тысячи лет назад – человек стал равен богам, не был так уж дружелюбен к людям. В нем жили самые разные существа, и для многих из них люди становились врагами или добычей. Отпустивший… Ну, тогда он, выходит, еще не был Отпустившим, делал все, чтобы примирить между собой людей и всех остальных. Но выходило плохо. Его влекло торжество человеческого разума. Он хотел, чтобы люди создавали новое, стремились к знанию…

– И тогда он отпустил людей. Об этом написано в Крылатой книге…

– Отпустил, да. Но ты никогда не задумывалась о том, что именно имеется в виду? Если верить древней легенде, он «отпустил» людей в иной, новый мир, где они могли развиваться… Потому что уже никто не помешал бы им в этом.

– А надмагия, – медленно сказала я, – была частью этого мира, так? Мира, в который он нас привел?

– Думаю, да. – Сорока неотрывно смотрел на огонь. – Мне одно интересно: где он сам, Отпустивший? В Крылатой книге говорится, что он всегда рядом с нами, но я вот думаю: что, если он остался там, в другом мире, и отправил нас сюда одних?

– Ну, может, так было бы честнее, – осторожно отозвалась я, не зная, какого он ждет ответа. – Он ведь этого и хотел… Чтобы мы могли полагаться только на себя.

– Да, – сказал Сорока с непонятным выражением, – и так мы и делаем. Те, кто не верит в бредни Крылатой книги, само собой. И что-то мне подсказывает, что нами он бы был доволен больше.

Я хотела сказать, что вряд ли кому-то из нас дано знать, чем именно был бы доволен бог, но промолчала. Пора было спать.

Я первая заползла в палатку, Сорока устроился рядом. Ночной ветер утих, и в нашем укрытии было тепло и уютно.

Я уже начала засыпать, как вдруг Сорока повернулся ко мне – в кромешной темноте полога я видела его хуже, чем при свете дня, но гораздо лучше, чем видят простые люди, – и положил руку мне на плечо.

Все мое тело, кажется, скрутило одним большим спазмом, как будто я стала улиткой в панцире. Как будто издалека я смотрела, как его рука осторожно, но уверенно переместилась мне на бок, скользнула вниз. Сорока прижался ко мне чуть теснее – совсем чуть-чуть, можно было бы не заметить, если бы мои нервы не были напряжены до предела.

Это все же случилось – то, что случается в дороге, если не проявить осторожность. Сорока сказал, что хотел бы жениться на красавице, – но, видимо, здесь, на обочине, сгодится и пустая.

Он смотрел прямо на меня – без улыбки, внимательно и немного напряженно, и этот взгляд – осмысленный, разумный – вывел меня из оцепенения.

– Извини, – прошептала я и разозлилась сама на себя – за что я извинялась? – Не нужно…

Сорока моргнул, и напряженное выражение на его лице пропало, как будто вода лизнула песок. На мгновение мне показалось, что он и сам почувствовал облегчение, как будто кто-то заставлял его класть руку мне на плечо, заставлял придвигаться ближе.

– Конечно. – Он ответил почему-то тоже шепотом. – Это ты извини меня, сестренка. Без обид, ладно? – И он уснул почти мгновенно – или притворился, что провалился в сон.

А вот я еще долго не могла уснуть.

* * * *

Мы добрались до Уондерсмина быстро и без происшествий. О том, что случилось ночью в палатке, никто из нас не заговаривал, а Сорока наутро выглядел ровно так же, как обычно. Весь следующий день я чувствовала себя не в своей тарелке, но потом подумала: видимо, для него это дело обычное, и он и впрямь не хотел меня обидеть.

Перед тем, как идти в город, мы переоделись в зеленые наряды, украденные Сорокой, и теперь будто несли с собой частицу леса. Зеленые штаны и рубашка, изумрудный шейный платок, темно-зеленый широкий кожаный ремень – никогда прежде я не одевалась так ярко, поэтому постаралась плотнее запахнуть плащ. Сорока же, наоборот, широко расправил плечи и гордо поглядывал по сторонам, словно был хозяином города, вернувшимся домой после долгой отлучки.

Мы вошли в город через малые ворота, потому что приблизились к Уондерсмину со стороны Черной Ленты. После долгих дней в пути с остановками в деревнях и маленьких городках мне хотелось увидеть что-то красивое, величественное, и я ждала появления городских пейзажей с трепетом. Однако Уондерсмин встретил меня бесконечными рядами дымящих фабричных труб, запахами гари и рыбы, варящихся костей, масла и металла. Фабричный люд – мужчины в серых кепках и рабочих комбинезонах, женщины с мышиными волосами – не обращал на нас внимания. Казалось, все здесь привыкли смотреть только себе под ноги, ссутулив плечи и нахмурившись, подсчитывая доходы и убытки, прикидывая и сомневаясь.

Сорока посматривал по сторонам с отвращением, а когда ветер донес до нас волну густого рыбного запаха, побледнел и выругался.