Пустая

– Мне ничего не нужно. – Я предприняла слабую попытку вернуть ему кошелек, но Сорока картинно отмахнулся:

– Не скромничай, сестренка. Этот мир тебе задолжал – так не стесняйся брать. Не хочешь бусы – продадим, все польза.

И я сдалась – но про себя решила обязательно вернуть Сороке все, кроме самого необходимого, сразу, как доберемся до Уондерсмина.

Вскоре костер запылал, палатка с зеленой птицей раскинулась рядом с ним, закипел травяной чай в котелке. Я соорудила бутерброды из хлеба, сыра и ломтей окорока, и мы набросились на еду.

– Тебе правда кажется, что, воруя, ты восстанавливаешь справедливость? – Я заговорила, только почувствовав, что наконец наелась.

– А то. – Сорока не медлил с ответом. Выражение его глаз на миг стало холодным, жестким. – И советую тебе побыстрее разделить это убеждение… Жизнь будет гораздо проще.

– Ну, ведь люди, у которых ты украл, не виноваты в том, что тебе пришлось несладко. – Сама не знаю, зачем я стала с ним спорить.

– Это вопрос философского свойства, сестренка. – Сорока протянул мне чашку. – Кто виноват, что я попал в приют? Родители? Злое общество? Ростовщик, который отказался дать матери в долг? Молочник? Соседи? Рыбная фабрика… Виноваты законы правителя? Виноват мой отец? Может, отец правителя, который начал войну? Можно вести бесконечные разговоры о том, кто виноват… или восстановить справедливость.

– Я не уверена, что для этих торговцев…

– Эти торговцы, Алисса, часть одного большого круга, который крутится, крутится и крутится без конца. Все мы – ты, я, мои родители, твои родители, кто бы они ни были, – все мы заключены внутрь этого круга. Или нет… Мы и есть этот круг. Знаешь, что такое муравьиный круг?

Я покачала головой.

– Это явление загадочное. – Сорока поднял с земли подходящую палочку и принялся чертить на земле контуры бесчисленных насекомых. У него выходило очень хорошо – так же, как с картой Уондерсмина. – Время от времени муравьи выстраиваются в круг и бегут. Они бегут друг за другом – я читал, что, возможно, дело в какой-то жидкости, которую вырабатывают их железы. В чем бы ни была причина, эти бедные муравьи бегут, бегут и бегут.

– И что с ними происходит потом? – Я уже знала ответ.

– Начинают умирать – но других это не останавливает. В конце концов не остается ни одного. Только черный круг на песке… Мы, Алисса, – как эти муравьи. – Палочка Сороки замерла на земле, а сам он теперь неотрывно смотрел на огонь. – И у любого, кто хочет быть хозяином собственной жизни, может быть всего одна задача.

– Какая?

– Покинуть круг. – Сорока свирепо ткнул палкой угли в костре. – Не просто разбогатеть, прославиться, жениться на красавице, подняться на самый верх… Нет никакого толку в вершине, если остаешься внутри круга.

– И все равно воровать – нехорошо.

– Чтобы добиться своего, все средства хороши, сестренка. Есть те, кому с самого начала повезло иметь деньги, связи, семью. Кстати, часто они это совсем не ценят. Мысли о круге даже не приходят им в голову… У нас с тобой все куда хуже, чем у них, – а значит, придется добирать где-то еще, вот и все. Или смириться – и остаться в круге навсегда.

– Значит, Вольные Птицы – вне круга? – Искры костра летели вверх, в черное небо, глубокое, как колодец.

– В каком-то смысле, – произнес Сорока. Кажется, он ушел в себя – возможно, своим вопросом я заставила его задуматься. – Ты знаешь легенду про Отпустившего? – вдруг спросил он.

Костер потрескивал, вечер был теплым, воздух – прозрачным и чистым, и мне было хорошо.

– Ну… Я читала Крылатую книгу. О том, что он отпустил людей, чтобы они творили свою судьбу сами, и все такое… Но ты, наверное, имеешь в виду другую легенду?

– Неофициальные версии всегда самые интересные. – Сорока помешал палкой угли в костре, и искры полетели во все стороны. – Я слышал, что Отпустивший бог когда-то сам был человеком, как я или ты.

Я была благодарна за то, что он и меня назвал человеком.

– Как такое возможно?

– Точно никто не знает. Возможно, он с боем добился власти. А может, действовал хитростью. Это было слишком давно, чтобы кто-то мог знать или рассказать наверняка. Мне думается, что была битва, в которой он доказал свое право стать богом. Кстати, его часто изображают девятипалым. Почему, никто не знает. Я вот думаю, что пальца он мог как раз в той битве лишиться.

– Но с кем? – Я осеклась. – Ты имеешь в виду, что были и другие боги? И Отпустивший не единственный?

– Во всяком случае, был не единственным – если верить этой легенде. Человек стал одним из богов, доказал, что им равен… Можешь себе такое представить?

– Но куда делись другие боги, если когда-то их было много? – Я представила себе богов-коней, вроде Руны, богов-кошек и богов-жуков… Может быть, даже богов-пустых, кто знает? – В Крылатой книге написано только об Отпустившем. И в храмах ни о чем таком не говорят.

– Ну еще бы. Боги никуда не ушли. Это Отпустивший ушел от них – и увел людей с собой.

По шее пробежал холодок, костер хрустнул тонкой веткой, и сухие листья на ней скукожились в пламени, мгновенно превращаясь в серый прах.

– Увел? Но куда? И… откуда?