Читаем Пушкин в Михайловском полностью

В ноябре 1824 года Пушкин сообщал брату: «…читаю Кларису, мочи нет, какая скучная дура!» Знаменитый многотомный роман английского писателя Ричардсона «Кларисса Гарлоу» Пушкин нашёл в тригорской библиотеке. Во французском переводе аббата Прево этот роман назывался: «Lettres angloises, ou histoire de Miss Clarisse Harlove. Nouvelle édition augmentée de l’Eloge de Richardson, des lettres posthumes et du Testament de Clarisse»[94]. На экземпляре первого тома романа из библиотеки Тригорского есть рисунок Пушкина — женский поясной портрет в профиль.

Состав беллетристического отдела тригорской библиотеки был достаточно характерен для эпохи. Здесь имелись все романы, которые питали мечтательную натуру Татьяны Лариной.

Через несколько лет в неоконченном «Романе в письмах» Пушкин от имени героини писал: «Надобно жить в деревне, чтобы иметь возможность прочитать хвалёную Клариссу. Я благословясь начала с предисловия переводчика и, увидя в нём уверение, что хотя первые шесть частей скучненьки, зато последние шесть в полной мере вознаградят терпение читателя, храбро принялась за дело. Читаю том, другой, третий,— наконец добралась до шестого,— скучно, мочи нет». Это впечатления самого Пушкина от чтения взятой в тригорской библиотеке «Клариссы Гарлоу». Почти дословно то, что в письме брату: «…мочи нет, какая скучная дура!»

Прасковья Александровна предоставила свою библиотеку в полное распоряжение Пушкина, старалась помочь ему чем могла. Она сумела оценить его как человека и поэта, поняла и полюбила его, принимала близко к сердцу его невзгоды и горести, всячески старалась помирить его с отцом, считая, что их взаимная неприязнь — результат рокового недоразумения. Жуковский писал ей: «И кажется мне, что в этом случае все виноваты. Я увижусь с Сергеем Львовичем и скажу ему искренно, что думаю о его поступках; не знаю, поможет ли моя искренность. А ваша дружба пускай действует благодетельно на нашего поэта». Прасковья Александровна с готовностью ему отвечала: «Желаю искренно, чтоб советы ваши приняты были Сергеем Львовичем и исполнены. Мне приятно было заметить из письма вашего, что мы с вами совершенно согласны во мнении насчёт несогласия сих двух особ — отца и сына. Сергей Львович думает, и его ничем не можно разуверить, что сын его не любит; а Александр уверен, что отец к нему равнодушен и будто бы не имеет попечения о его благосостоянии… Быв лишь чуждая и посторонняя совершенно между ними, я более правды говорила любезному нашему анахорету, чем он выслушал от своей нежной Надежды Осиповны.— Я живу в двух верстах от Михайловского, и он бывает у меня всякий день»[95]. В одном из писем Пушкин рассказывал В. Ф. Вяземской: «В качестве единственного развлечения, я часто вижусь с одной милой старушкой-соседкой — я слушаю её патриархальные разговоры». В это время Прасковье Александровне было 43 года.

В старших дочерях Прасковьи Александровны и в её падчерице Пушкин нашёл тот тип уездных барышень, который описал в «Онегине», затем в «Барышне-крестьянке», где есть такие строки: «Те из моих читателей, которые не живали в деревнях, не могут себе вообразить, что за прелесть эти уездные барышни! Воспитанные на чистом воздухе, в тени своих садовых яблонь, они знание света и жизни черпают из книжек. Уединение, свобода и чтение рано в них развивают чувства и страсти, неизвестные рассеянным нашим красавицам. Для барышни звон колокольчика есть уже приключение, поездка в ближний город полагается эпохою в жизни, и посещение гостя оставляет долгое, иногда и вечное воспоминание. Конечно всякому вольно смеяться над некоторыми их странностями; но шутки поверхностного наблюдателя не могут уничтожить их существенных достоинств, из коих главное: особенность характера, самобытность (individualité), без чего, по мнению Жан-Поля, не существует и человеческого величия. В столицах женщины получают, может быть, лучшее образование; но навык света скоро сглаживает характер и делает души столь же однообразными, как и головные уборы».

Тригорское давало Пушкину и дружеское участие, и отдохновение, и материал для творчества.

Аннет и Зизи Вульф были непохожи друг на друга, каждая обладала ярко выраженной индивидуальностью. Формированию их характера много способствовали домашнее воспитание, близость к природе, деревенская свобода и чтение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии