И прежде чем Падерин успел задержать Малкова, тот оказался у двери и увидел удаляющуюся упряжку. Еще можно было различить, что на нарте сидят двое.
В руках Малкова оказался револьвер. Он прицелился, но Падерин ударил по руке. Пуля ушла в сторону от нарты. Взбешенный Малков выстрелил в Падерина. Коротко вскрикнув, тот опустился на снег. Кабан набросился на Малкова и, подмяв под себя, нашел руками его горло, но сдавить не успел. Удар прикладом, но голове — и Кабан безвольно ткнулся в ноги Падерина, который пытался, но не мог встать. Вокруг по снегу расползалось красное пятно. Наливай, не помня себя, выхватил револьвер у Малкова, но Наливая тоже схватили и связали.
На шум выбежал Дьячков. Он ринулся защищать Наливая, и его постигла та же участь. Малков выхватил у ближнего конвойного винчестер и выстрелил вслед нарте.
— Стреляйте! Стреляйте! — закричал он на своих охранников.
Залп следовал за залпом, но нарта продолжала уходить.
Попасть было трудно.
— Скорее готовьте нарты! Мы должны догнать большевика! — Он пнул зашевелившегося Кабана. — Всех этих под замок.
…Парфентьев охрип от крика на собак. Упряжка выбивалась из сил, а расстояние между ней и преследователями уменьшалось. Медленно, но верно их нагоняли четыре упряжки. Да разве могли собаки Парфентьева тягаться с сытыми, сильными собаками Малкова!
«Хоть бы пурга началась», — с тоской подумал Парфентьев и снова оглянулся. Упряжка была совсем близко.
Малков приказал не стрелять, уверенный, что возьмет Новикова живым. Николай Федорович сидел за спиной Парфентьева, лицом к преследователям, и наготове держал маузер. Он понимал, что это слабая защита. Что можно сделать одним маузером против десятка человек, вооруженных дальнобойными винчестерами?
— Гони, Парфентьев, гони! — сказал Новиков.
Парфентьева удивляло его спокойствие. Человеку грозит смерть. Каюр не понимал этого человека. Ему было тошно, что он выдал Новикова из-за трусости, из-за неверия.
Преследователи не жалели собак. По снежной равнине упряжки неслись легко и быстро. С серого неба шел серый рассеянный свет. Ветер обжигал лицо. Хриплое дыхание собак, короткий лай, крики каюров. Малков уже представлял, как его упряжка вплотную подойдет к нарте беглецов и он ударом сшибет большевика в снег, а затем встанет над ним, чтобы увидеть страх и мольбу в его глазах. Но пощады не будет. Он хищно смотрел вперед. Еще пять, десять минут погони — и большевик будет в его руках.
В этот момент раздался крик каюра. Малков увидел, что Новиков упал с нарты и остался лежать на снегу, а упряжка, на которой он ехал, не останавливаясь, еще быстрее понеслась к сопкам. Значит, каюр столкнул большевика.
Радостно закричали на нартах. Все увидели лежавшего Новикова. Он поднялся на ноги и, проваливаясь в снегу, неуклюже побежал к небольшой рощице кустарника…
— Эй, ты! Сдавайся! Жив будешь!
Новиков прицелился и хотел выстрелить. Попал бы, но он убьет простого человека, которого, быть может, послали насильно. Не опуская маузера, прокричал:
— Уйди, убью!
Новиков понял, что через несколько секунд на него накинутся, сомнут, выбьют из рук маузер. Рядом озверелые лица, кричащие рты, протянутые к нему руки.
Он поднес маузер к виску…
Малков увидел, что охранники, добежав до кустарника, остановились. Потом кто-то растерянно позвал Малкова. Рабочий лежал на груди, прижимаясь к снегу левой щекой. По правой из ранки на виске стекала струйка крови. В руке был крепко зажат маузер. Из губ выпала старая обгорелая трубка. Малков наклонился и поднял ее. На трубке были какие-то зарубки.
— Этот сувенир Севера подарю Стайну, — усмехнулся он и спрятал трубку в карман. Пнув носком тело Новикова, он приказал обыскать его. В карманах ничего не нашли. Ветерок заметал следы убийства.
Берзин заканчивал сообщение следственной комиссии. Бессонные ночи, неожиданная история Струкова и спор о нем с членами ревкома, которые приняли сторону Мандрикова, поверившего в искренность бывшего начальника милиции, тяжело отразились на Августе Мартыновиче. Лицо его еще больше пожелтело, глубже под лоб ушли глаза. Пряди светлых волос прилипли к влажному лбу. Берзин перевернул последнюю страницу доклада.
Он стоял у края стола, за которым сидели члены следственной комиссии Тренев и Титов, а также Мандриков о Куркутским. На знамени за их спиной все, могли прочитать: «Да здравствует социализм! Анадырский Совет рабочих депутатов».
Слева от стола на скамье под охраной Оттыргина и Мохова сидели Громов, Суздалев и Толстихин. Громов смотрел куда-то вверх, Толстихин поводил головой из стороны в сторону, Суздалев непрерывно протирал пенсне и близоруко щурился.
Справа от стола без охраны сидел Струков. Своим видом он старался показать, что все преступления колчаковцев не имеют к нему отношения. Это сразу же заинтересовало собравшихся. Новомариинцы строили различные предположения.