Пурга в ночи

Значит, Парфентьев должен быть с Новиковым и теми, кто его послал. Когда они станут здесь хозяевами, то поблагодарят Парфентьева за помощь, и заживет он богато. У него будет не одна упряжка, а несколько. Парфентьев размечтался. На его круглом лице с припухшими глазами и вьющимся светлым пущком появилась улыбка. Он не слышал, как к Нему подошел посыльный Малкова.

— Ступай к Константину Михайловичу.

— Зачем? — встревожился Парфентьев.

Посыльный пожал плечами. Каюр неохотно направился к Малкову. Коммерсант был дома. Он завтракал вместе со Стайном и Свенсоном. Олаф со смехом рассказывал, как поймал посылку Мартинсона, которую тот прислал Лампе, и вспомнил, что каюр сообщил ему о каком-то старике из Анадыря.

Это заинтересовало Малкова и особенно Стайна.

— Странно, что старик путешествует по уезду, — сказал он задумчиво. — Необходимо узнать, что его привело в Усть-Белую. Начнем с каюра.

Так Парфентьев оказался перед Малковым и американцами. На все расспросы он отговаривался незнанием и немногое добавил к сказанному накануне Свенсону.

— Иди, — отпустил Малков каюра и предупредил: — Старику ты не говори, что был у нас. Иначе я…

Малков не договорил, но Парфентьев понял его. Этот человек с выпуклым лбом и массивным подбородком, не задумываясь, уничтожит его. Каюр даже вспотел от страха. Выйдя от Малкова, он долго слонялся по Усть-Белой, не находя в себе решимости вернуться к Новикову. Ему казалось, что Николай Федорович, Кабан и Наливай сразу же догадаются обо всем.

— Каюр знает несомненно больше, — сказал Малков, когда вышел Парфентьев. — Он что-то не договаривает.

— Да, — согласился Стайн. — У него так и бегали глаза. Вы слышали раньше об этом, как его, Новикоффе?..

— Нет, — пожал плечами Малков. — Интересно, что ему надо было в Ерополе, а теперь у нас?

— Надо за ним понаблюдать! — приказал Стайн.

— Хорошо, — кивнул Малков. — Я позабочусь об этом.

Свенсон подумал: если этот старик окажется большевиком, то, несомненно, мои акции у Стайна поднимутся. Я надеюсь на это.

В полдень у складов был выстроен отряд охраны общественного порядка. Он увеличился почти втрое. Стайн снисходительно похвалил Малкова:

— У вас темпы и деловитость американца. Я доволен. Правда, у солдат не особенно боевой вид, но надеюсь, они будут послушными.

— Будьте уверены, — Малков засмеялся: — Их долги мне и Свенсону сильнее клятвы и держат покрепче кандалов.

— Очень умно вы поступили, — снова похвалил Стайн. — Теперь я спокоен за положение в Усть-Белой. Завтра еду дальше.

Через полчаса Малкову доложили, что в домике Никифора Дьячкова собрались люди. Пригласили их Кабан и Наливай.

У Стайна, как у охотничьей собаки, напавшей на дичь, дрогнули ноздри.

— Немедленно всех арестовать. Схватить старика.

— Не будем спешить, — остановил его Малков: — У меня там есть свой человек. Подождем, что он скажет. Может быть, этот старик мелкий спекулянт или новый тайный агент Бирича или другого новомариинского коммерсанта.

Наливай и Кабан пригласили восемь человек. Здесь же были хозяин дома и Парфентьев, который вошел последним и присел у двери, на корточки. Ему не хотелось показываться на глаза Новикову.

Николай Федорович не замечал переживаний Парфентьева. Обращаясь то к одному, то к другому усть-бельцу, он говорил:

— Как вы думаете, товарищи, для чего и для кого понадобилось создать отряд охраны общественного порядка в вашем селе? Кто тут может общественный порядок нарушить?

Николай Федорович достал из кармана кисет я свою старую обгорелую трубку с зарубками на мундштуке — число его метких выстрелов в Забайкалье. Слушатели ответили молчанием. Они ждали, что он дальше скажет. В домике было полутемно, тесно и душно, но никто не обращал внимания. Было интересно слушать приезжего старого человека.

— Кому тут нарушать порядок? — поскреб заросшую щеку Дьячков. — Он, как хозяин, был смелее, да и хотелось ему перед односельчанами показать, что он в близких отношениях с приезжим.

— Не нам нужен отряд, а Малкову и американцам, — громко и убедительно произнес сидевший на краю топчана человек лет тридцати, пяти, с чисто выбритым лицом. Близко посаженные глаза смотрели в упор на Новикова и казались мрачными. Грубый разрез губ, плоские щеки и нависшие брови как-то не вязались друг с другом, словно каждая черта принадлежала другому человеку, но маленький вздернутый нос делал его привлекательным.

— Падерин, с рыбалки Сооне, — сказал Кабан Новикову. — Начитанный мужик.

Новиков пристальнее посмотрел на Падерина. Это его не смутило, и он грубоватым голосом продолжал:

— Что нам, мне, или вот Дьячкову, или Котовщикову, защищать?

— Что? — зашумели собравшиеся.

— Так мы же от большевиков защищаться будем! — выкрикнул Пусыкин.

— Чего же тебе от меня защищаться? — спросил с улыбкой Новиков: — Неужто я такой страшный?

Слова Новикова ошеломили. Было слышно только дыхание. Пусыкин вытаращил глаза.

— Ты… боль-ль-шевик?

— Да, — просто подтвердил Новиков. — Большевик, и прислали меня к вам большевики.

— Как же это ты… приехал?

— На пароходе, потом вот на его нарте. — Новиков указал на Парфентьева.