В начале сентября 1942 года меня вызвали в военкомат. Вышел капитан с покалеченной на фронте рукой, как оказалось, мой земляк из Одессы. Дал мне 15 повесток с адресами призывников и велел разнести повестки по домам. Наших заводских ребят нередко привлекали для разноса повесток. Я пробежался по домам, но две повестки вручить не смог. Вернулся в военкомат и говорю капитану: «Двоих не нашел». Он мне в ответ: «Пойдешь снова, у них завтра отправка в армию». Вдруг меня осенило, вот мой шанс!
Я начал умолять его, мол, отправь меня вместо одного из них, стыдно мне в тылу сидеть. Он сначала наорал на меня, дескать, как это я смею толкать его на должностное преступление, но потом сник и вдруг тихо сказал: «Убьют тебя на войне»… Но кто же в 18 лет о смерти думает… «Ладно, – говорит капитан, – выпишу повестку на тебя, только молчи об этом и никому ни слова. Завтра в восемь утра будь на вокзале с вещами. Ваша группа едет в Арзамас, в пулеметно-минометное училище. Мой тебе совет, просись в минометчики». Я тогда не особо понимал, какая разница – пулеметчик или минометчик, представлял себя на войне с гранатой в руках, подрывающим немецкий танк и так далее. Ночью собрал вещмешок и ушел из рабочей казармы. Только близкому другу Присману рассказал о своей удаче. Утром, уже в теплушке, проезжал мимо завода, а ребята мои стоят, руками мне машут… По моему «методу» на фронт сбежали еще три моих товарища – Яблонский, Присман и Сиромаха. Слышал, что Яблонский выжил, в конце войны он был уже майором, а судьбу двух других своих товарищей я не знаю.
– Чем вам запомнилась учеба в училище? Куда вы попали после окончания учебы?
Арзамасское училище считалось большим даже по меркам военного времени. Двадцать курсантских рот, по 100 человек в каждой. Я попал в 17-ю роту, которая готовила офицеров-минометчиков. Наш командир, лейтенант Кирсанов, уже хлебнувший фронтового лиха, учил нас на совесть. В октябре 1942 года каждое утро весь личный состав училища выстраивался на плацу, и по списку называли фамилии курсантов. Отобранных отправляли на фронт, под Сталинград, в сержантском звании. Так, к январю 1943 года примерно 70 % курсантов ушло на фронт. Присман, мой товарищ, был в 20-й пулеметной роте и тоже попал на фронт, так и не закончив училища. В марте 1943 года я получил звание «младший лейтенант» и был отправлен на Воронежский фронт в 30-ю стрелковую дивизию, в которой прошел всю войну. Неделю до отправки ждали, что выдадут новое английское (!) обмундирование, да так его и не получили.
На фронт приехал в обмотках, в кургузой курсантской шинели, гимнастерка и штаны все в заплатах и масляных пятнах. Одним словом, офицера я напоминал лишь отдаленно.
Определили меня в 35-й стрелковый полк, в 3-й батальон. Назначили командиром пулеметно-минометного взвода стрелковой роты. Позже подобные взводы в армии упразднили. Дивизия стояла на переформировке. Ротой командовал старший лейтенант Аркадий Яковлевич Шапиро, ставший мне близким другом. Поначалу в роте было 15 солдат, а позже пришло пополнение. Таджики. Русским языком почти никто из них не владел, но ребята были неплохие. Пошли упорные слухи, что нашу дивизию отправят в Иран и поэтому нас пополняют «елдашами».
Но на деле вышло иначе. Нас перебросили на южный фас Курской дуги. Стояли во второй линии обороны. Когда началась Курская битва, нашу дивизию подняли по тревоге и перебросили пешим маршем километров на 100 севернее, но, если честно, в серьезных боях мы фактически не участвовали. Там же получил пулевое ранение в руку. Пошел в санроту, проходил мимо позиции наших полковых 120-мм минометов. Ближайший ко мне миномет взорвался из-за ошибки расчета, и вдобавок я получил осколок в шею. Лечился в своей роте, санинструктор перевяжет, вот и вся медицина. Дивизию вернули в «родной» 23-й стрелковый корпус генерал-майора Чувакова, пополнили по ходу боевых действий. Пошли по территории Полтавской области, и здесь беда настигла нашу «несчастную» дивизию. Есть такой термин – «встречный бой».
Полки на марше попали в немецкую танковую засаду. Мы шли в полной тишине, в походных батальонных колоннах. Уже темнело. Вдруг со всех сторон стрельба. Вижу, как десятки трассирующих пулеметных струй устремились на нас. Снаряды рвутся, мы залегли. Вдруг крик: «Танки!» С трех сторон нас давить начали. Полковые батареи даже не успели развернуться. Немцы заранее пристреляли весь участок предстоящего боя. Расчеты ПТР пытались открыть огонь, да их быстро в клочья снарядами разорвало. Минут через десять, когда мы уже потеряли боеспособность, появились немецкие самолеты. Таджики наши разбежались, кто в плен, кто в тыл. И тут началось! Казалось, все небо от горизонта до горизонта забито самолетами. После адской бомбардировки мы, оставшиеся в живых, дрогнули и побежали… К тому времени я командовал простым стрелковым взводом, в котором осталось четыре человека.
После этой трагедии нас отвели на трое суток в тыл. Командира дивизии полковника Савченко сняли с должности.