И вот после всего этого мы в сотый раз обращались к фильму — цельному в своей идее и исполнении, стройному по композиции и абсолютно неправильному с точки зрения этих же факторов.
…Кстати, никакого свержения власти мы не хотели! Не было у нас такой цели. Справедливости хотели, человеческого отношения. Все спонтанно было. И власть тогда, в первый день, спонтанно действовала, растерялась. И это заметно было: приехал бронетранспортер — и уехал обратно. Отряд прибыл из гарнизона — без оружия, побратались с рабочими, и офицеры его назад увели. Полный атас.
Вечером решили: надо серьезные требования сформулировать и выступить с ними в горкоме. Я вот сейчас думаю, если бы мы тогда сразу такой толпой на горком двинулись — снесли бы его на фиг. Они опомниться не успели бы и решений о расстреле принять тоже. Может, меньше бы покойников было, не знаю…
…Я домой забежал — жили мы недалеко, — чтобы хоть корочку в рот запихнуть и обратно бежать, к своим. Это меня и спасло. Екатерина, жена моя, спасла. У нее тогда, как говорится, послеродовая депрессия была. А может, и не послеродовая, а вообще депрессия — от той нашей жизни.
Итак, забегаю домой с безумными глазами — попить и кусок какой-то в рот положить. А она спокойно так дорогу мне преградила, Кольку на руках держит и садится на пол, приваливая собой дверь. Не пущу, говорит, и все тут. Мол, я родителей на поселении в Сибири уже потеряла при Сталине, а тебя не хочу, если рыпнешься — Кольку придушу собственноручно и сама из окна выброшусь, можешь тогда идти на все четыре стороны, нам уже все равно будет. Мы на четвертом этаже жили, без балкона — снаружи стена гладкая, даже трубы нет, выбраться невозможно. Я и так, и сяк к ней. А она молчит и сидит как камен ная. Я покрутился, думаю, вот будет парня кормить и купать — побегу.
А она — представьте себе! — так до утра и просидела. И Колька как чувствовал — не пикнул.
Только ближе к полудню заболела. Я ее на кровать перевел, ребенка молоком напоил и бросился дальше революцию делать. Только уже, как говорится, «задних пас», хотя и не по своей воле. В фотокамеры, на которые мятежников снимали, не попал, и пуля меня не задела, хотя все видел.
Ну вот… движемся по Московской до центральной площади имени Карла-Марла, на котором — через сквер — горком партии. Где поразвесили портреты Ленина, флаги, женщины с цветами идут, с детьми — как на первомайской демонстрации. По дороге присоединялись работяги с других предприятий — с Нефтемаша, электродного, жители близлежащих домов, народ из окрестностей, пенсионеры. Все шли. Отовсюду…
— И никто вас не останавливал?