Пуговицы

Итак, облака серые, низкие, едва двигаются, скрежещут, затрагивая животами факел статуи Свободы. С этого берега Манхэттена кажется, что она даже вздрагивает от этого, маленькая. Туристы толпятся на набережной, подставляют под нее ладонь и фотографируются в ракурсе: маленькая статуя Свободы на большой ладони.

Под мостом мурины торгуют спортивными «бобочками» с надписью «Ай лав Нью-Йорк» по пятнадцать долларов за штуку. «Бобочки» на любой вкус и цвет — с капюшоном и без, на молнии и без, от черной до белой — все цвета радуги. А еще на доске прикреплены часы, тоже «от пятнадцати…». Но можно выторговать и за десять.

Из- за неожиданной стужи нам пришлось купить три таких «бобочка». Не возвращаться же за теплыми свитерами на пятидесятый этаж!

Я взял черный, Дез — темно-зеленый, Лиза закуталась в сиреневый. И все это — на смокинги и ее вечернее платье!

Хохотали как сумасшедшие.

Решили сбросить и оставить их в авто перед самым визитом в кинозал.

Теперь наша любовь к Нью-Йорку запечатлена на груди.

Только сели в машину, пошел дождь.

Дождь в Нью-Йорке — особая история, об этом можно было бы написать стихотворение. Даже не надо писать — просто оставить одно это название: «Дождь в Нью-Йорке» и поставить внизу четыре строки обильных точек.

И все. И больше ничего не надо. Четыре строки точек — это тоже дождь.

Дождь в Нью-Йорке — довольно странное зрелище.

Он начинается с внезапных сумерек, которые поднимаются с земли, медленно перетекая за края небоскребов, как пена в кастрюле с кипящим молоком, клубятся наверху, выползают за пределы горизонта, смешиваются с облаками.

А по асфальту начинает лупить дождь — капли большие, пустые внутри, как стеклянные шарики, разбиваются на мириады маленьких острых осколков.

Воды — по колено! Но это не вода, а сплошная краска! Это все равно что идти по колено в картине Клода Моне или, скажем, Эдуарда Мане — все равно!

Все огни, которыми освещена авеню, утекли вниз, на мостовую — и приходится плыть в этом пестром море.

Колеса авто то зеленые, то синие, то красные. Краска — теплая, почти горячая, словно сотканная из огней города. Капли-шарики тоже разноцветные. Кажется, падают на лицо и покрывают его зелеными, красными, синими мазками.

Дождь в вечернем Нью-Йорке — карнавал смешанных цветов.

— Будто картину соскребли мастихином… — говорит Елизавета, глядя в окно.

— Точно! — подхватывает Дезмонд Уитенберг. — Я сам об этом думал сто раз, только не мог подобрать точной метафоры.

Чтобы не рассмеяться, я отворачиваюсь к окну.

У дураков, говорят, мысли сходятся. А Дез просто пытается задобрить Елизавету. Тоже мне, поклонник со стажем!

Мы едем на церемонию награждения.

В белом лимузине.

В море теплых огней.

Кутаемся в дешевые «бобочки».

Предложенные нам места — в пятом ряду.

А это, как говорит Дез, хороший знак…

Район Трайбек, расположенный между Канал-стрит на севере и Чембер-стрит на востоке, наиболее пострадавший во время теракта 11 сентября 2001 года, несколько лет после этого считался наименее пригодным для жизни.

Здесь еще долгое время после падения башен-«близнецов» клубилась пыль и чувствовался едкий запах. Когда живой, подвижный человеческий муравейник превратился в попелище, престижный деловой район надолго потерял свое значение. Пока к возрождению района не присоединился «Бобби» — Роберт де Ниро, — основав здесь ежегодный кинофестиваль независимых режиссеров со всего мира.

Сначала кинофестиваль имел целью возродить активную жизнь наиболее пострадавшего района. А потом начал работать на популяризацию независимого авторского кино, способного влиять на общественное мнение и возвращать его с обывательской и потребительской позиции на гражданскую.

Конечно, как в любом деле в ситуации становления, событий на фестивале было немало. Кроме двух конкурсных программ — документальной и игровой — шли показы лент, которые в них не попали, проходили «круглые столы», дискуссии, бесконечные культурные и развлекательные мероприятия.

…Богемный хаос и дух бунтарства — вот что отличало Трайбек от других, и более престижных, фестивалей. Немалая часть лент, как положено, принадлежала американцам, в фаворе Трайбека из года в год пребывали Великобритания, Канада, Франция, Германия, Италия и Нидерланды. И только страны Восточной Европы оставались за пределами интереса и внимания из-за жалких попыток спрятать под видом артхауса неприхотливые сюжеты.

Коллизии «Немой крови» изначально тоже казались мне несколько фантасмагорическими. А герои ленты — скоплением персонажей Босха.

Сначала Елизавета познакомила меня с одним странным мужичком с Дарницкой ТЭЦ, который в конце пятидесятых годов работал на новочеркасском электростроительном заводе.

Затем представила корейца скрипача, который в 1986 году тайными путями пробирался в Чернобыль и выступал в воинских частях дезактиваторов.

А потом к ним присоединился ее давний товарищ, ныне — депутат, а во время Оранжевой революции — один из «полевых командиров».