Пуговицы

Он тоже помахал. От внезапно возникшей между нами дистанции холод ощущался сильнее, чем от пронизывающего ветра на улице. Мне требовалось либо принять эту полную странностей и белых пятен историю, либо, как советовала Лиза, прекратить всяческое общение со Славой. Еще до его рассказа, до полунамеков Даши, когда я ехала к ним из больницы, все было почти нормально. Недосказанность существовала, но вопрос выбора не стоял. Теперь же, когда я узнала все подробности, по сути, ничего не изменилось, но на самом деле изменилось все.

Как-то раз Бэзил в красках описывал, как в деревне режут и ощипывают кур. Описывал со смаком, со всеми натуралистическими подробностями, как они бьются, как кричат, нарочно, зная, что нам с Лизой это неприятно слушать. Казалось бы, ничего не случилось, от этого рассказа ни одна курица не пострадала. Просто информация, просто дополнительное знание, как это бывает на самом деле, однако потом я больше года не могла видеть голые куриные тушки в магазине.

И вот теперь от этого дополнительного знания, которое я сама потребовала у Томаша, мне было плохо и противно. Пусть он не любил Надю, пусть стал всего лишь жертвой обстоятельств, пусть делал это все ради сестры, но чище он от этого не становился. Тайная смерть их матери, странное бегство из дома, неоднозначные отношения с Надей, могущественный Марк, продуманная до мелочей «мамина» комната, пуговки и кислота, которой Надя собиралась меня облить. Кислота! От одной этой мысли по спине пробежали мурашки. Я так близко ходила рядом со всем этим и ничего не подозревала. «Меньше знаешь, крепче спишь» – народная мудрость, дошедшая до меня во всей своей полноте лишь сейчас. И если я и раньше спала отвратительно, то теперь со сном и вовсе можно попрощаться.

Когда Кощей вернется, он расскажет о том, что скрывала Яга. Но я уже не была уверена, что хочу это знать. И все же Томаш велел подумать о том, что я ему нравлюсь, но, как только я начинала об этом думать, остальное отступало на задний план, и, какими бы шокирующими ни оказались открывшиеся подробности, они не имели значения. И это не считая того, что в его присутствии мое здравомыслие заканчивалось в принципе.

Когда утром он ворвался ко мне и потащил в школу, я хоть и ругалась, но на самом деле в глубине души была счастлива, что кто-то сделал то, на что у меня самой не хватало ни силы воли, ни сознательности. Я восхитилась им, когда он запретил мне брать деньги у Бэзила, даже когда предложил помочь с уборкой. В моей безалаберной, пущенной на самотек жизни определенно не хватало кого-то цельного и решительного. Того, кто встряхнет меня и приведет в чувство. Теперь многое разъяснилось. Стало ясно, что Надя требовала от директрисы, в чем истинная причина той истории с часами и почему она настаивала на моем отчислении.

Но по какой причине Тамара шла у нее на поводу и выполняла ее требования, прекрасно осознавая, чем ей это грозит, если все вскроется, было по-прежнему непонятно. Неужели исключительно из жалости и сострадания к судьбе «бедной девочки»?

Я взяла паузу почти на неделю. Томаш ждал. Ни Лизе, ни Бэзилу не стоило ни о чем знать, к их облегчению, я сказала, что мы со Славой немного поссорились, и они тут же принялись звать меня тусоваться: на презентацию фильма в ТЦ, на халявный концерт неизвестной панк-группы, на костюмированную вечеринку у кого-то на квартире в конце ноября. Но я отказалась, даже в ТЦ с ними не ходила.

На душе было тошно. Хотелось плакать и сидеть часами, тупо уставившись в стенку. Я никак не могла принять решение, и это меня убивало. Триггер десятилетней давности вскрылся, как застаревший нарыв, и растекся острой спазматической болью. Я снова мечтала о том, чтобы все оставалось по-старому, чтобы ничего не менялось и мне не требовалось выбирать.

В эти дни я, как и обещала Тамаре Андреевне, исправно ходила на все уроки, не опаздывала и даже хорошо написала работу по алгебре, потому что, решая математические уравнения, я на время переставала решать свое собственное, заведомо не имеющее правильного ответа.

В субботу Женечка встретил меня у школы и повел на осмотр своих бывших владений. Сначала мы заглянули в подсобку, где хранились швабры, ведра, метлы, тряпки и моющие средства, затем пошли по классам. Выяснилось, что основная уборка классов входит в обязанности классных руководителей и учеников. А от меня требуется мыть полы и проветривать. Однако мы все равно задерживались в каждом классе чуть ли не по десять минут, проверяя губки, мел, маркеры, чтобы все писало и лежало на местах.