Пугачев

Во второй половине июля 1774 года главная повстанческая армия захватила города Цивильск, Курмыш, Алатырь и Саранск. В начале августа Пугачев овладел Пензой и Петровском, а 6 августа взял Саратов. Затем были захвачены Камышин (Дмитриевск) и Дубовка. 21 августа самозванец вышел к Царицыну. Успеху пугачевской армии способствовало не только сочувствие «черни», но и то, что здешние гарнизоны ввиду их малочисленности и небоеспособности редко оказывали сопротивление бунтовщикам. Помимо основных повстанческих сил, действовали отдельные отряды, поднимавшие на восстание главным образом крестьян. Некоторые отряды отделились от главной армии, а другие возникали самостоятельно, не были связаны с повстанческим руководством и лишь выступали от имени Петра III[709].

На следствии в Москве Пугачев довольно подробно припоминал этот период восстания. Особое внимание он уделил рассказу о пребывании бунтовщиков в Алатыре, куда они вступили 23 июля 1774 года. Жители встретили повстанцев еще за городом «с хлебом и с солью, а попы — с крестами». Предводителю мятежников запомнилось, что один из священников был «в шапке с каменьями», которая была «как быть золотая». Войдя в город, самозванец проследовал в церковь, где «пели попы молебен, поминая государя Петра Федоровича, Павла Петровича и великую княгиню» (жену Павла Петровича Наталью Алексеевну). Потом был торжественный обед у одного поручика, перешедшего на сторону Пугачева. Здесь, как вспоминал самозванец, он с товарищами «пили чарки по три вотки». После обеда «амператор» сделал несколько распоряжений: велел забрать «казну и порох», выдать повстанцам «соли на каждого по три фунта без денег», освободить из местной тюрьмы заключенных, а также вылить «вино казенное» на землю, поскольку «ворвавшийся в город казаки стали пьянствовать». Местные жители пожаловались ему на грабежи. «И он, услыша оную жалобу, поехал по городу сам и казаков выгнал»[710].

По своему обыкновению самозванец и здесь чинил суд и расправу. Правда, воевода и чиновники провинциальной канцелярии смогли избежать «государева» суда — покинули город накануне прихода восставших, а их поиски не увенчались успехом. Зато «Петр Федорович», находясь в своем лагере близ Алатыря, расправлялся с дворянами, которых к нему приводили крестьяне или казаки. Пугачев вспоминал, что приказал вешать дворян своему походному атаману Овчинникову, который охотно этот приказ выполнил и «лепортовал ему, што повешано двенатцать человек». Однако, по всей видимости, казненных было больше. Из ведомости о жертвах в Алатыре и Алатырском уезде, составленной 13 августа 1774 года чиновниками местной провинциальной канцелярии, можно сделать вывод, что от рук пугачевцев в это время погибли по меньшей мере 17 человек, в том числе малолетние дети, например сын Василия Попова, секретаря здешней канцелярии, «которому от рождения месяцев 6». Общее количество погибших от рук бунтовщиков из главной пугачевской армии и взбунтовавшихся крестьян в Алатыре и уезде составило 65 человек «дворян и разного звания людей». Имеется и другая цифра погибших в Алатырском уезде: 221 человек[711].

Нет смысла подробно останавливаться на всех деталях пугачевского рассказа о событиях в Поволжье в июле—августе 1774 года. Картины, нарисованные предводителем бунтовщиков, во многом напоминают его повествование о пребывании в Алатыре: попы с крестами; крестьяне, приводившие на расправу к «государю» дворян; пьяные бунтовщики, грабежи и пр.[712] Однако отдельные детали этого рассказа заслуживают более пристального внимания.

Указ пугачевской «Военной коллегии» воеводе, чиновникам и жителям Саранска о торжественной встрече «Петра Федоровича». 26 июля 1774 г.

Пугачев, как и большинство подследственных всех времен и народов, пытался преуменьшить свою вину. Есть, например, основания предполагать, что на допросах он занижал количество убитых по его прямому приказу[713]. Кроме того, отдельные убийства самозванец и вовсе пытался списать на своих сподвижников, выставляя себя перед следователями в более выгодном свете. Так, по его словам, во время похода на Пензу крестьяне привезли к нему свою помещицу. Женщине грозила виселица, но она рассказала самозванцу, «что муж ее в походе против турок, а она-де ис польских дворян». Услышав это, «Петр Федорович» вешать помещицу не стал, более того, взял ее под защиту и оставил в своем обозе. Однако дежурный «царский» адъютант Яким Давилин вскоре сообщил самозванцу, что походный атаман Андрей Овчинников «засек оную афицерскую жену плетьми до смерти», поскольку она сама и ее муж, бывая на Яике и останавливаясь в его доме, «делали ему раззорения, и ево и жену ево бивали». Самозванцу, ставшему выговаривать атаману, тот будто бы ответил: «Мы не хотим на свете жить, чтоб ты наших злодеев, кои нас разоряли, с собою возил, мы тебе служить не будем». Пришлось Пугачеву «замолчать», поскольку «Овчинников — первой человек во всей его толпе»[714].