Пугачев

По мнению В. В. Мавродина, «в связи с наступлением правительственных войск в определенных местах стала остро ощущаться потребность в людях, и тогда Пугачев “набирал людей силою”»[606]. Проблема состояла не только в том, что в главной пугачевской армии и других повстанческих отрядах не хватало людей, а в том, что большей частью они были плохо вооружены и вообще малопригодны для боев с правительственными войсками. Сам Пугачев, описывая на следствии события августа 1774 года, отмечал, что хотя его армия в то время и насчитывала большое число людей, «надежных», «то есть яицких казаков», в ней было немного. По мнению самозванца, бунтовщикам достаточно было услышать о приближении Голицына или Михельсона, чтобы с испугу разбежаться. Именно недостаток боеспособных людей заставлял пугачевских командиров иногда требовать от мобилизованных, чтобы они являлись в расположение отряда с оружием и на конях. Кроме того, простолюдины, охотно вливавшиеся в пугачевское войско, так же легко его и покидали. Как говорил на следствии Максим Шигаев, люди «выбывали и прибывали». Видимо, подобная «текучка кадров» также заставляла руководителей восставших прибегать к принудительной мобилизации. Некоторые простолюдины пытались откупиться от службы или каким-то иным способом избавиться от нее, а иные и вовсе дезертировали[607].

Несмотря на отвагу, бунтовщикам явно не хватало военных навыков, как не хватало и оружия. Именно поэтому им не удалось взять штурмом Оренбург, Уфу, Екатеринбург, Кунгур, а также Казанский кремль. Повстанцы не могли противостоять регулярной армии в тех случаях, когда эта армия была нормально вооружена и укомплектована и возглавлялась такими высококвалифицированными военачальниками, как Бибиков, Панин, Михельсон.

После рассказа о Пугачеве-военачальнике настало время поговорить о том, как самозванец входил в образ «третьего ам-ператора» и насколько убедительно сыграл эту роль.

Игра в царя

Выше уже не раз говорилось, что Пугачев, насколько ему позволяли осведомленность и фантазия, пытался подражать настоящему императору: учредил гвардию, «Военную коллегию», для своей жены Устиньи завел «фрелин» и т. д. Кроме того, чтобы походить на Петра III, самозванец частенько рассказывал о любви к «сыну» Павлу Петровичу и ненависти к «неверной жене» Екатерине Алексеевне. Весьма интересно и то, что, зная о существовании у реального Петра III любовницы (речь идет о Елизавете Романовне Воронцовой), Пугачев и эту информацию использовал в своей игре в царя. На следствии повстанческий полковник Канзафар Усаев вспоминал: при первой встрече с ним «Петр Федорович» рассказывал, что связь с Воронцовой сыграла в его жизни роковую роль — именно из-за нее «большие бояре» «вознегодовали» на императора и свергли его с престола[608].

Не забывал самозванец и о «немецком происхождении». По свидетельству Творогова, «амператор», чертя «какие-та крючки», уверял сподвижников, «што ето пишет по-немецки». Другие бунтовщики, да и сам Пугачев, также говорили на следствии о «знании» им многих иностранных языков. Максим Горшков вспоминал, что однажды Пугачев, написав нечто «пером на бумаге», обратился к своим грамотеям:

— Прочтите, что я написал.

Те, естественно, не сумели разобрать пугачевские каракули:

— Мы не знаем, ваше величество, это писано не по-русски.

— Где бы вам знать, — сказал самозванец, улыбнувшись[609].

Вероятно, чтобы напомнить о немецком происхождении императора, роль которого он играл, самозванец иногда рассказывал повстанцам о пребывании в «немецких землях». Выше уже приводились сообщенные в Оренбурге беглецами из пугачевского плена и дошедшие до нас в записи известного ученого П. И. Рычкова слова самозванца, что он никогда прежде не видывал «столь крепкого города, каков есть Оренбург», хотя «бывал в Иерусалиме, в Цареграде и в немецких городах». Сведения о «пребывании» «Петра Федоровича» в «немецких землях» встречаются и в других источниках. Согласно следственным показаниям Ивана Зарубина-Чики и Канзафара Усаева, самозванец уверял, что в этих землях он находился какое-то время после переворота 1762 года[610].