Пугачев

А что мог купить бунтовщик на деньги, полученные им в пугачевском войске? Есть сведения, что сеитовские татары продавали в Берде ржаную муку по 30 копеек, пшеничную по 50 и пшено по 60 копеек за пуд (16,58 килограмма). Впрочем, по некоторым данным, татарам не разрешалось продавать ржаную муку дороже 25 копеек за пуд. Вообще торговцам не позволяли устанавливать цены на хлеб и прочие продукты выше, чем до восстания. О том, какие цены на съестные припасы были в Оренбурге в 1770 году, мы можем узнать из записок академика Иоганна Петера Фалька: пуд ржаной муки стоил 30–35 копеек, пшеничной — 50–55 копеек, «грешне-вой» крупы — 60–70 копеек, говядины — 30 копеек, баранины — летом 10 копеек, зимой 15–20; большая «киргизская» (то есть казахская) овца — от одного рубля до 1,2 рубля, пуд сала — полтора рубля, фунт (409,5 грамма) коровьего масла — 4–6 копеек, курица — 3–5 копеек, заяц — 7–8 копеек, пара тетерок — 4–8 копеек, фунт хмеля — 3 копейки; пуд орехового масла — 12–16 рублей, пуд сахара — 16 рублей, фунт кофе — 50 копеек, «мерка» французского вина — полтора рубля. Есть данные, что в феврале 1774 года пуд ржаной муки в пугачевском лагере стоил 15 копеек, пшеничной — 30–35 копеек, просяной крупы — 35–40 копеек. Кроме того, бунтовщики бесплатно получали из награбленного на 15 дней по два «воза» (видимо, муки и крупы) на 100 человек[599].

Но, думается, мы не ошибемся, если предположим, что бунтовщики питались не столько купленными, сколько награбленными продуктами, тем более что в первые месяцы восстания деньги попадали к ним не слишком часто. Когда не хватало съестного, захваченного, например, у помещиков, они забирали продовольствие, а также фураж для лошадей у населения, вполне лояльного «третьему императору». Причем речь идет не только о мародерстве, которое повстанческие власти пытались пресекать, но и о законной, с точки зрения этих властей, реквизиции. Иногда за отнятое добро хозяева получали деньги, но частенько бунтовщики брали его бесплатно[600]. Считается, что до зимы—весны 1774 года главная пугачевская армия не испытывала трудностей с поставкой продовольствия (правда, по некоторым сведениям, недостаток фуража ощущался в ноябре 1773 года[601]), да и возникшие в это время проблемы были, кажется, устранены.

Однако, несмотря на сытную жизнь главной пугачевской армии, недостаток некоторых продуктов (или пренебрежение этими продуктами) давал о себе знать. Оренбургская секретная комиссия в рапорте Екатерине II от 21 мая 1774 года сообщала, что почти половина колодников, принятых ею, были больны, а 214 человек уже умерли: «Болезнь у них единственно цинготная, которая по здешнему климату всем свойственна (ниже мы увидим, что цинга была не единственной, а возможно, и не главной причиной смерти колодников. — Е. Т.). Усилилась же оная в них от того, что через всю зиму жили они, будучи в злодейской толпе, в Берде в землянках в великой тесноте»[602]. Но хорошо известно, что цингу вызывает у человека вовсе не климат, а отсутствие в организме витамина С, наиболее доступным источником которого является квашеная капуста. Кстати, в Оренбурге она наряду с другими продуктами стоила весьма дорого: в конце 1773 года ведро можно было купить за пять рублей[603].

Несмотря на то, что многие простолюдины по доброй воле вступали в пугачевское войско, повстанческому руководству порой приходилось прибегать к принудительным мобилизациям[604], причем иногда приказы о ней звучали весьма жестко. Например, 9 июля 1774 года мишарский старшина и полковник Бахтияр Канкаев потребовал от крестьян Шумбутского винокуренного завода прислать «казаков со всем нарядом с пушками и порохом», а в случае непослушания грозил отдать приказ «калмыкам и башкирам вырубить [крестьян] и завод сожечь». Не менее строг был и «главный командир» Пензы Гаврила Герасимов. 3 августа 1774 года он обратился к горожанам: «По имянному его императорскаго величества высочайшему изустному повелению приказано города Пензы со всех положенных в подушной оклад обывателей собрать чрез час в армию его величества казаков 500 человек, сколько есть конных, и достальных пеших… А естли в скорости собраны не будут, то поступлено будет по всей строгости его императорскаго величества гнева созжением всего города»[605].