Пугачев Победитель

Потише ты! — предостерег князь.

Ничего. Ты не доносчик, а энти...

И он пренебрежительно махнул рукой в сторону.

Рвань коричневая... И откуда этой сволоты столько набралось, скажи ты пожалуйста?! Эх, дура Пыла царица покойная. Известно, немка белотелая. Жалостливая тоже. Лучше, мол, девять виновных помиловать, чем одного невинного наказать. Не знала, ПаПа, какой мы народ. По нашему характеру лучше десяти невинным головы оттяпать, чем одного виновник» выпустить. Он один-то таких делов наделает.. Г нашим братом добром много не наделаешь. Наш народушко такой, дуй его и в хвост, и в гриву без отдыха, оглядываться не давай, так он, как битюг, пе ни будет, а распустил вожжи — так он и оглобли Поломает...

Пойдем, поговорим! — согласился канцлер.— Де- | и in и новые пришли. Новости всякие, веселого толь-

Кп мало..

301

Ничего, все утрясется,— засмеялся Хлопуша.— Полтораста лет назад, говорят, тоже была завируха.- А ничего, утряслось.

Когда они проходили через следующую комнату, какой-то пьяный в атласном камзоле, с трудом удерживаясь на ногах, загородил им дорогу.

Сиятельному графу Никите свет Иванычу! — пропел он, раскланиваясь.—Сорок одно с кисточкой Гул-ляем! Одно слово — проси, душа, чего хошь. Гуляй, Матрешка, на все медные...

Князь брезгливо посторонился. Хлопуша схватил пьяного за руку, дернул так, что тот повернулся к нему спиной, ткнул его кулаком в шею и коленом ниже спины, и пьяный, пролетев несколько шагов по залитому водкой паркету, растянулся в ближайшем углу.

Мразь треклятая! — проворчал Хлопуша.— Наползло их к нам, как клопов.

В коридоре они наткнулись на дикое зрелище: двое пожилых пьяных людей в шитых золотом генеральских мундирах тискали не менее их пьяную молодку в роскошном гродетуровом платье с пышными фижмами. Она притворно отбивалась от них, хихикая, и твердила:

Бесстыдники какие, право! И чтой-то вы со мною, бедной сиротой, делаете? И как только вам не совестно, право?

Она разомлела, по круглому, грубо набеленному и нарумяненному лицу катился пот, оставляя полосы на щеках, черные брови странно топорщились, а из груди вырывалось хриплое дыхание, прерывавшееся смешком.

Всего полгода назад она была мамкой, служила в семье какой-то магистратского чиновника. Когда пугачевцы пришли в Москву, она нажаловалась на своих господ, и те были перебиты озверевшей чернью. А бывшая мамка, меняя любовников чуть не каждый день, в конце концов оказалась законной супругойиного из новых государственных сановников, капри- юм судьбы из мелких приказных ставшего вдруг n i l ной шишкой. Эта чета тоже пожаловала на кдественское пиршество в кремлевский дворец. ( упруг круглолицей Дашки, дорвавшись до вина, через час уже лыка не вязал и теперь спал под полом, обнявшись с другим упившимся «сановни- | ом» из бывших барских кучеров, а супруга, встре- гиншая на пиру старых знакомых—Гришку-«фале- гура» и Митьку-цирюльника, ставших генералами,— p.i (игралась, как вырвавшаяся на свободу кошка и марте.

Не балуйся, робятки!—обратился к возившимся

пцим шепотом рассердившийся Хлопуша.

Гришка-кфалетур», запустивший руку за пазуху г моей дамы, нагло ухмыляясь, отозвался:

А ты что за указчик? Тебе какое дело?

Да вы, черти, где? Что это вам, сеновал, что ли? — пню понижая голос, вымолвил Хлопуша.

Митька-цирюльник напыжился, собираясь отве- гмть, но не успел. Железный кулак Хлопуши треснул ••in н зубы, и он свалился, как сноп. Еще немного, и другой удар свалил и Гришку. Ошалевшая дама шум денно и вместе расслабленно вымолвила:

Вот так штука! Как же это? Ни за что, ни про и" и вдруг... По сусалам... Хи-хи-хи... Может вы, •< щ'Длсры, и меня побьете?

Хлопуша вместо ответа приблизил свое изуро- донцнное лицо к лицу женщины. Сквозь румяна про- 14 у пила смертельная бледность, а красивые черти глаза налились страхом. В горле что-то забулькало.

Сука. Удавить бы тебя! — прошипел Хлопуша.

Оставь Ну ее!—вступился Мышкин-Мышецкий— | mm руки марать об такую мразь? Не надо было

• ю дрянь во дворец впускать. А раз впустили...

г

1иметив вытянувшегося у дверей рослого придвор- Noi и лакея, Хлопуша кивнул ему:

Эй ты, холоп! Позови там еще кого. Да поздоровее!

Что прикажете, васияство? — еще более вытянулся лакей, поедая глазами всемогущего генералиссимуса.

Этих... троицу., от моего имени... Пересчитать ребра и выкинуть. Чтобы и духу не было!

Слушаю, васияство!

На каменном лице лакея отразилась живейшая радость. На его зов вывернулись другие дюжие лакеи. Замелькали увесистые кулаки. Послышался рев пострадавшей «придворной дамы», потом все смолкло. Избитых гостей выволокли, дотащили до высокого крыльца и с него сбросили прямо в снег. Злорадно гогоча, лакеи кричали кучерам стоявших перед крыльцом раззолоченных карет.

Подходи, ребята, с фонарями! Разбирай, чье такое добро. Развози по домам!

Тем временем князь Мышкин-Мышецкий и успевший уже успокоиться Хлопуша, пройдя длинными коридорами, где на каждом шагу встречались вооруженные караулы по большей части из наряженных казаками варнаков, добрались до апартаментов, отведенных в распоряжение канцлера.