Пугачев Победитель

А ну их к ляду, твои доклады! — рассердился Пугачев.— Что это, право? Дыхнуть вы мне не даете, господа министры! Лезете, как мухи на мед. Ни днем, ни ночью покоя не даете. Вас ублаготворять, так и гнать не пришлось бы. Что я, двужильный что ли али каторжный какой? Гульнуть хотда — нельзя: законы гам какие-то обдумывай. Поохотиться в кои-то веки pa I потянуло — «делов много», нельзя! Проехать куда к I пашей Москвы постылой вздумалось—никак нель- |д посланника там какого-то, черта лысого, приймать кадоть.

Мышкин, пожав плечами, еще более сухо ответил: Воля вашего величества. Мне что? Могу и подо- | дать с докладом.

Да о чем доклад-то? — угрюмо осведомился Пугачев.— Поди, опять о полячишках?

По польскому вопросу.. Получивши вчера новую

с кого короля дипломатическую декларацию-.

Ох, и допекли же меня полячишки! Ох да и скручу же я этих панов в бараний рог! — вспылил Им ачев.— То есть, так расчешу... Житья из-за них нет, Ч" | лятых! Лопнет, ой, лопнет мое терпение!

Мышкин-Мышецкий чуть приметно улыбнулся кон- оо ами губ. Не замечая его насмешливой улыбки, аш усивший удила Пугачев уже почти кричал:

Отписывай крулику ихнему сам, присходитель- ство. Моим именем. Да навороти, чтобы панам под душку подкатило. Подопри-ка им бока! Пожестче! Остерегайтесь, мол, раздражать его анпираторское величество, а то как бы он вашу Польшу, словно матерую медведицу, на рогатину не посадил. Не уйметесь, так, мол, ждите гостей в Варшаве да в Кракове. Иди-иди, князь! Пиши! Мое слово твердо! И слухать ничего больше не хочу. Надоело!

Да дело-то разобрать бы надо!

Дело не медведь, в лес не убежит. Вот съезжу в Раздольное, разомнусь малость, освежусь, а когда вернусь, то и разберусь. Слово мое твердо: поеду брать шереметьевскую медведицу. А ежели что, то опосля подниму на рогатину и варшавскую. Поди, не тяжель- ше будет. Иди, иди, князь! Не серди ты меня, ради Исуса!

Мышкин-Мышецкий, видя, что на «анпиратора» нашел его «стих» и сговориться с ним все равно нет возможности, молча поклонился и отошел в сторону.

Ну, а ты, наш енаралиссимус? — обратился Пугачев строптивым голосом к безносому Хлопуше, который по привычке прикрывал обезображенное лицо платком.— Неужто и ты в меня вцепишься да будешь отговаривать от медвежьей охоты?

Хлопуша, подумав, хриплым и гнусавым голосом ответил:

Нет, по мне, осударь, как тебе захочется. Потянуло погулять, вольным воздушком подышать,— ну-к что ж? Справимся и без тебя... Да ить ненадолго укатишь-то?

Дня на три.

Невелико время. Да и не так уж далеко. Случись что, мигом оповестим. На кульерских.

Тень тревоги и подозрения легла на одутловатое лицо «анпиратора». Искоса посмотрев на Хлопушу, он деланно небрежным голосом спросил:

А сам-то ты тут, в Москве, что ли, останешься?

— А это уж как ты, осударь, прикажешь,—спокойно ответил Хлопуша.— Мое дело такое: прикажешь щось сидеть — посижу, посторожу Москву, прика- жсшь тебя сопровождать—поеду с тобой. Команду | дам какому подручному. Обойдется столица и без нас и-пыса три-четыре. Мы ей хвост-то во как прищемили Никнуть не смеет, не то что-.

Морщины на лбу Пугачева разгладились. Взор про- снетлел.

Люблю тебя, друже,— вымолвил он, поглажи- мия жидкую тронутую сединой бороду.— Верный ты мне слуга, граф Панин. Могу на тебя положить- • я! Не выдашь. Ну, поедем! Погуляем вместях-то. 'la к мели мы оба тут. Чтой-то, право? Словно в остроге каком сидим, никуда нос не показываем. Надоело мне!

Хлопуша предостерегающе крякнул. Пугачев недо- 1НЧП.НО поморщился, вздохнул, потом уже нарочито иижным голосом обратился к Чугунову:

Угодил ты нам, добрый человек. Ну, и, значит, тин' наше царское благоволение и все такое. А в на- Ч'чду проси, чего хочешь. Хочешь, твоих сынов в нашу царскую гвардию ахвицерами сразу запишем? Ребята- ю ладные. Стараться будут — в енаралы выйдут. O'mhiho просто!

Покорно благодарим, ваше величество!—зале- Ппил Чугунов.— Честь-то какая, ах ты, господи! Ооормотов таких да в гвардию, да в енаралы? Только, ицнп величество, дозволь бить челом с просьбишкой: to пели казнить, вели миловать. Записать-то обормотов в гвардию — отчего нет? А только оченно бы ютилось, чтобы они пока что при мне, при отце "' шпались. Дело-то у меня по управлению труд- щи 1!ез подручных никак не обойтись. Народ-то рас- н VI | и лея, все волком смотрят да куски рвут. А на

положиться можно по нонешним временам?

I'"'и,ко на кровных. Я и то вокруг себя родственники да свойственников собираю отовсюду. Надежнее как-то. Все свои люди. Авось не выдадут, случись что. А сыны мои оченно уж ловко с мужичьем управляются...

Пугачев махнул рукой.

Ладно. А ты, граф, запиши-ка их! Пущай им чины идут. Голобородьки-то мне—самые верные слуги. Еще когда я, скрываясь от моих врагов, в простом виде скитался, они мне большие услуги оказывали. Надоть и их отблагодарить. А Чугуновы— сродственники ихние. Я все помню.

Осчастливь, великий осударь, словом своим милостивым!— обрадовался благополучному исходу дела старик-вологжанин,— Скажи, когда пожаловать в Раздольное соизволишь? Как-никак надо нам и приготовиться для приему!