Сквозь запотевшие стекла смутно виднелись ярко освещенные окна главного здания дворца. Там еще продолжалось пиршество. На дворе двигались причудливые тени: слуги увозили по домам выбиравшихся из дворца то по одиночке, то шумными ватагами пьяных гостей «пресветлого царского величества»—Емельяна Ивановича Пугачева, капризной волей судьбы ставшего «анпиратором».
Пируй, пируй, мерзавец! — злобно вымолвил Мыш- кин.— Долго ли тебе, смерд, пировать-то придется?!
В это время в пиршественном зале догорала буйная попойка. Хор военных трубачей, добрая половина которых еле держалась на ногах, нестройно играл старые казачьи и разбойничьи песни. В одном углу разошедшиеся сановники и сановницы «анпира- гора» плясали русскую, не заботясь о том, что играет хор, в другом — шел ожесточенный и совершенно |'осмысленный спор и мелькали кулаки, но до дра- | и дело не доходило. На помосте, куда допускались Т'им.ко высокопоставленные персоны, на большом, обитом алым бархатом диване с позолоченными in кками сидели пьяный «анпиратор» и его новая фаворитка Марина Чубарова, семнадцатилетняя ниш ноте лая голубоглазая казанская красавица из ' I ароверческой семьи, стыдливо прикрывавшая свой "(ичображенный беременностью стан персидской шалью.
— Ндравится?—в сотый раз спрашивал Марину Пугачев.— Здорово запузыривают наши енаралы?
Ндравится.. А только не ездил бы ты, осударь, к Чугуновым!
Вона! — засмеялся ленивым смехом «анпира- гор».— Неужто не ндравится, что я еду?
Не ндравится! Ой, не ндравится! — капризно твердила Марина.—Очень, подумаешь, нужно тебе ведь- медев стрелять там каких-то?! Еще задерет тебя ведмедь, ч«чч> доброго. А я тогда как буду?
Меня задерет? Анпиратора-то? — возразил Пугачев.— Да я его... Хо-хо-хо_.
С девкой какою гулящей, гляди, сведут тебя та мотка,— продолжала хныкать Марина.—Они, Голо- Породькинские, дошлые!
Хо-хо! А ты не ревнуй! Сказал — женюсь, ну и • "нюсь! Чего тебе ищо? А потом и коронацию для Тебя, дурехи, сварганим. Мне-то уж не надо: и я так коронованный. Одно слово, божий помазанник... Только для тебя и стараюсь. Митрополита из Киева ни пишем. Напишу Полуботку, он и доставит. Оченно просто.. А потом мы растрясем того Полуботка с его силами. Зазнался, собачий сын. С цесарцами снюхался Да и Бугаю рога обломать придется. Тоже, воряга, фордыбачит.- А потом пойдем Варшаву-шаршаву уре- юнивать.
Язык «анпиратора» заплетался все больше и больше. Внезапно Пугачев поднялся и закричал пронзительным голосом:
Гей, слуги мои верные! Енералы да адмиралы храбрые. Казаки мои лихие!
Остановился. Засмеялся. Забыл, что хотел сказать, подумал-подумал и крикнул:
А гоните-ка вы всю эту сволоту по шеям! Будет, надоело! Спать пора! Спать, спать...
Повернулся к продолжавшей сидеть на диване Марине и, с трудом удерживаясь на ногах, потянул ее к себе:
Пойдем... спать. А завтра—айда, други!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Н
овый любимец «анпиратора» «генерал-аншеф» Минеев, бывший провинциальный армейский поручик, преждевременно облысевший и уже порядком отяжелевший и обрюзгший человек лет тридцати, г квадратными плечами, короткой, воловьей шеей, плоским, словно вырубленным топором из ноздреватого камня лицом и выпученными, как у рака, глазами, до взятия Пугачевым Казани занимал весьма скромно! место среди пугачевцев и старался держаться к гони, по-видимому, не очень веря в успех. Но уже о тогда в стане пугачевцев он был на виду, как один и I первых настоящих и образованных офицеров, перешедших на службу к «анпиратору». После того, как по поносу Минеева был зверски казнен офицер, попавший вместе с ним в плен к пугачевцам и лишь притворно примкнувший к ним в надежде на возможность побега, который имел неосторожность доверить Минееву свой план, Пугачев поручил Минееву коман- донание составленным из попавших в плен или пере- Пг.кавших к Пугачеву молодых солдат пехотным полном. В Казани, когда шли кровавые расчеты победите мей со сдавшимися защитниками несчастного горо- дп, ведомый на казнь с другими офицерами восьмидесятилетний отставной полковник Портнягин, проходя мимо спокойно глядевшего Минеева, своего дальнего Р" (с гвенника, вырвался из рук конвоиров, старческими руками вцепился в шею изменника и раньше, чем Конвоиры успели его оттащить, плюнул в глаза ему, | рима:
Подлец! Анафема! Анафема!
Минеев потерял голову. Нападение старика ошеломило его, и он испугался, так как цепкие пальцы Портнягина чуть не раздавили ему горловой хрящ. Но едва конвоиры оттащили Портнягина и сбили его с ног, Минеев пришел в неистовство. С хриплым ревом он бросился на упавшего старика и заколол его свой шпагой, потом кинулся на других пленных офицеров, одного убил, нескольких ранил.