Пугачев Победитель

На второй день Рожества располагаю ехать! — подумав, заявил «анпиратор».—Сколько верст, гришь, будет?

Сто двадцать. Восемьдесят по трахту, о потом проселками около сорока. Да мы всюду подставы выставим: графские кони — чистые львы. На всю Россию завод известен. Еще при Петре Первом заведен. Арабских жеребцов тогда царь подарил деду нынешнего графа... Ежели утром соизволишь выехать да на каждых, скажем, двенадцати аль пятнадцати верстах перепрягать, то к вечеру и в Раздольное поспеешь. Оченно просто. А утром, скажем, можно и на охоту выйти. А потом того — отдохнуть, погулять. Праздничек устроим, как полагается, по-христиански. Прикажешь, красных девушек, лебедушек-молодушек соберем: пущай песни играют да хороводы перед твоим светлым оком царским водят.

Пугачев откликнулся:

А которые поглаже, ну, те пущай постель мне погреют да пятки почешут, байками сон сладкий нагонят! Хо-хо! Ну, и шельма же ты, Чугун старый! Ладно, ладно! Вижу твое старанье. Ну, целуй руку и п» да! Так жди нас с енаралитетом в гости вечером на агорой день. Беспременно пожалуем. Проветриться.- А то, на поди: въелись мне тут со своими делами

н исчонки. Дыхнуть не дают..

* *

Выехать на медвежью охоту в Раздольное предполагалось на рассвете 26 декабря. Но весь первый день I'u.i дества прошел в праздничном пировании, в кото- |шм приняли участие все приближенные «анпиратора», | к вечеру пир перешел в дикую попойку. Старый I ил и. Мышкин-Мышецкий, единственный из людей иропейского образования при «анпираторском дворе», Пользуясь тем обстоятельством, что разгулявшиеся |чм in «анпиратора» предались буйному веселью и пери-тали обращать на него, канцлера, внимание, сту- пп иался и ушел в отведенный ему и его «иностранной коллегии» флигель старого дворца постройки графа Растрелли.

Пугачев, уже много выпивший, но еще крепко державшийся на ногах и зоркий, увидел маневр старика и крикнул ему вслед:

Улепетываешь в свою берлогу, старый хорек? V лсиетывай, улепетывай! Какой из тебя питух?! Ха-ха!

И соседней комнате, где на роскошных обитых гмлселой штофной тканью диванах уже спали немо ль ко побежденных хмельком гостей, Мышкин-Мы- шецкий наткнулся на Хлопушу, перешептывавшегося п чем-то с одним из бесчисленных представителей племени Голобородько. При приближении канцлера

сейчас же смолкли.

Уходишь, князь? — спросил Хлопуша.— Неужто ршю гать собираешься? На первый день праздничка- |"' Не по-христиански чтой-то...

Ну, да и здесь мало христианского,—сухо отве- ||| | князь, играя седыми бровями.— Поди, во всем дворце, кроме тебя да лакеев-арапов, ни одного трезвого человека не найти.

Ай грех? — подмигнул Хлопуша, прикрывая лицо рукавичкой. — Народ на радостях веселится...

Ну, радоваться как будто бы и нечего, ежели по совести сказать,— чуть слышно вымолвил Мышкин- Мышецкий.— Сам знаешь, как дела идут..

Взор Хлопуши заблестел злорадно.

А ты, барин, чего ожидал-то? Ай думал, что при такой томаше да все как по-писанному пойдет?

На большую гладкость не рассчитывал, но и такого повального безобразия, признаться, не ожидал.

Ай поджилки трястись начинают? — лукаво поблескивая серыми глазами, спрашивал Хлопуша.— Кишка в тебя, вижу, тонка! Одно слово—барская кишка,

Н6ЖНЯЯ.И

Встал, потянулся, зевнул, перекрестил рот и уже иным, сухим и деловитым тоном сказал:

Коли не побрезгуешь, сам пройду я к тебе. Надоело тут чего-то. И впрямь, мало хорошего. Нализались да нажрались, как свиньи, нашего пресветлого величества верные слуги. На радостях, что дорвались.. Поди, к утру которые и окочурятся с перепою. Сволота! А мне с тобой, присходительство, тоже погуторить хотелось бы. Прямо говорю: любить тебя не люблю, ты — барская косточка. Но за ум твой оченно уважаю. Голова, а не тыква у тебя на плечах сидит. Одного не пойму: почто спутался с нами, с варнаками каторжными? Ну, да это твое дело. Меня это не касаемо. Ты свою линию гни, я свою гнуть буду. Делить нам нечего.

Ну, и тебе на безголовье жаловаться не приходится,— серьезно вымолвил князь.— Тоже прямо скажу: и я любить тебя, конечно, не могу, уж больно ты лют, Малюте Скуратову не уступишь...

Хлопуша хрипло засмеялся.

Сибирской тайги выученик, князюшка! Ну, да и от родителей и прародителей унаследовал. Мой батюшка

покойный раньше, чем на плаху попал, поди, человек н<> ста своими руками на тот свет спровадил, так Польше в шутку._ Ай, мне от него отставать?

Но в голове у тебя не глина.—продолжал Мышкин- Мышецкий.— Буть ты пообразованнее, многое с тобой тогда можно было бы наладить... Один ты, кажись, и можешь на... на него влиять.

Оглянувшись и убедившись, что подслушивать не- н "му, Хлопуша шепотком сказал:

Чуточку побаивается. Да не очень уж! Раньше Польше слухался. Бывало, побрыкается-побрыкается, ча и сдается. А как взяли Москву, возгордился. Поди, и впрямь вообразил себя заправским царем. Про бога больно часто поминать стал. Друзья, мол, приятели. Он, бог, мол, на небе, а я, его избранник — на земле. В помазанниках ходить полюбил. А кто и чем его мазал-то? Разве что хорунжий да сотник, скажем, благословенным кулаком да по окаянному рылу смазывал...