Пугачев Победитель

- До чего дожили, скажи пожалуйста! — горестно иммолвил он. — Чарку водки и то без опаски нельзя hi такать. Думаешь, как бы в ней, водке-то, отравы Kiu oft не оказалось! Н-ну, дела, можно сказать! Поди, Катька моя таких страхов и не знала. Жила себе, не и кила. Жамки жрала да чаи с енаралами распива- '||| не боясь отравы..

Ко всему привыкнуть можно,— неопределенно

и алел Минеев.—А только, конечно, береженого и бог

in р' кет». Ну, наливай, что ли?

Л можно и не наливаючи! — бодро засмеялся тиниратор», выхватывая из его рук флягу и прикла- л i.i и а л ее горлышко ко рту.— Мы, брат, по-походному, И" I а 1ацки!

Он долго глотал крепкую водку, покуда его смуглое и- не покраснело.

Ф фу-у! Да и здоровая же водка! Аж дух сперло!

Он опять прильнул фиолетовыми губами к тонкому горлышку и когда кончил пить, на его темном лице было успокоенное, почти блаженное выражение.

— Все пустое дело! Одно слово — трын-трава! — засмеявшись, сказал он.— Прячь, Бориска, пригодится еще на нашей бедности...

Он как-то сразу посоловел, утонул в богатой собольей шубе, закрыл в изнеможении глаза и из искривленного рта понесся негромкий, но сочный храп.

Минеев рассеянно посматривал по сторонам и старался собрать разбегавшиеся мысли.

«Пьет «его пресветлое величество». Почти без просыпу пьет. Еще и раньше, до взятия Москвы, пил здорово, иной раз чуть не до зеленого змия, а все же, по крайней мере, в крутые дни умел сдерживать свою ненасытную утробу и сохранять свежую голову. В опасности сразу трезвел, словно рукой хмель снимало. В военном деле, бывало, показывал удивлявшее и нас, офицеров, умение соображать. Чутье какое-то было. А вот со взятия Москвы, да нет, еще раньше, даже со взятия Казани, с того дня, когда пришла весть о гибели царицы и наследника престола, Павла Петровича, словно покатился под гору и чем дальше, тем быстрее. Целыми сутками валяется в постели, держа при себе какую-нибудь бабу, «чтобы грела бока». Ничем не занимается. На все рукою машет. Раздувает его безобразно. За шесть месяцев два раза чуть не при смерти был. Доктора пугают: ежели не бросит пить, скоро каюк будет. Печень, мол сгниет... И будет каюк! Хоть какого богатяры такая жизнь скрутит, а он—какой же богатырь? Только что жилистый был, двужильный даже! Да вот сгорает, на глазах сгорает.. Как сгорает и попавшая в его корявые лапы Москва, как и вся страна. Ведь и впрямь — горит все кругом!

Стоило брать Москву, чтобы в полгода довести ее до такого состояния! Ежели бы подняться над ней птицею да посмотреть сверху — вся в лысинах от сиров. Поди, скоро и половины не останется. Насе-

1ИЧНИ! все прибавляется, та самая сволота, которая на своем хребте Емельку до престола доволокла, мшить ему дала,— она со всех концов прет в столицу на всенародное пиршество. Все труднее размещать да кормить эту ораву. Набьется сволота к ii л кой-нибудь уцелевший квартал и все растащит On I голку, без пользы разрушит. А там смотришь —

ар. И тушить некому: не свое, чужое горит.

1"тут, как тараканы, в другие кварталы и несут

гобой разрушение.

! а подов сколько было, мастерских разных, рабочего я шли! А теперь что? Работать никто не хочет, а и кто

л бы, нету возможности. Из пяти тысяч суконщи-

а месте и пяти сотен не осталось: разбежались.

*»м ii ii товарами из разворованных складов торговать принялись, другие спились, третьи в «городские каза- 141» ^писались да под видом того, что порядок охра-

живого и мертвого грабят. Каждое утро на

гонцах подбирают десятка два-три зарезанных да

гни, ежели не сотню, опившихся и замерзших.

П' мы на все, особливо на съестные припасы, в гору

А деньги словно сквозь землю проваливаются.

Ц« оно, вероятно, так и есть: у кого еще водятся иякш- гроши, тот их в земле хоронит. А подвозу из Я»|и'и«нь нету. Шел осенью хлеб по Волге да и застрял,

С» побросали баржи, разграбили, что было

м" | но, и разбежались. Стыд и срам: дров в столице IV. Дворцы топить нечем, заборы разбирать прихо- '||| i i да брошенные дома. От этого опустошение идет еще почище, чем от пожаров. Ну, на зиму

•"•'ИТ Москвы. До следующей зимы еще дотянуть mhimio будет. А там что? Конец.. И так везде и всюду. И I" шду недовольство, ропот, склока. Кровь льется... п к VI друг друга, как баранов. Разбивают себе т иши безмозглые...»

На каменном лице Минеева появилось жесткое нМ|н1 чспие.

«Ничто сволоте! Пущай! Сама захотела, безголовая! Печалиться мне, что ли? Да пропади все они пропадом! Мне в пору о том думать, как бы самому ноги унести...»