Птицелов

— Так он же Винсена… — неуверенно начал один из солдат, но тут же умолк. Остальные его не поддержали, и вся четвёрка стала молча сходиться вокруг Марвина. Он шагнул назад и упёрся спиной в закрытую дверь. Скрипнул зубами от злости, заметив краем глаза скользнувшего вдоль стены хозяйского сына — того, что ещё недавно грозил ему топором. Да уж, если трое против одного — то и холопы будут смелы, но когда дошло до серьёзного разговора, своя шкура дороже оказалась…

У Марвина было преимущество: он уже понял, что его постараются взять живым, сам же он подобными соображениями стеснен не был. На этом преимущества заканчивались. Против Марвина было число врагов, открытая рана на плече, заработанная всего час назад, а ещё усталость, голод и слишком долгое отсутствие полноценного сна. Впрочем, обычно как раз хорошо драться на пустой желудок, но сейчас Марвин понимал, что долго не продержится. Поэтому лишь только лезвие вражеского меча столкнулось с его клинком, он выбросил из головы Рысь, хуторян, Лукаса и свои раны и дрался как сумасшедший, не помня себя. Дважды его меч натыкался не на звенящую сталь, а на мягкое, податливое мясо, дважды скрежетала по кости, и каждый раз это придавало Марвину сил.

Но потом они загнали его в угол, и несколько бесконечных минут он только отражал атаки, прежде чем понял, что они решили просто вымотать его. Это привело Марвина в такую ярость, что он бездумно кинулся в атаку, отказываясь признавать, что на финальный рывок у него уже не осталось сил. Клинок ещё раз нашёл цель, ещё раз на лицо Марвину брызнула кровь из перерубленных жил, ещё раз его слух усладил предсмертный вопль — а потом перед затуманенным взглядом мелькнуло лицо Рыси, избитое, с широко распахнутыми глазами. Через мгновение его заслонила огромная тёмная фигура, а мозг пронзило леденящее воспоминание: «Я уже видел это, видел за миг перед тем, как…» — и в лицо Марвину врезался закованный в железо кулак.

Из глаз брызнули искры. Марвин рухнул на пол, попытался приподняться, судорожно сглатывая хлынувшую носом кровь, сжал пальцы — меч ещё тут, ещё в них, не возьмёшь меня, гнида, я никогда не проигрываю, никогда не… — а потом что-то тяжёлое врезало по костяшкам пальцев, и меч вырвали из ослабевшей руки. Грубая пятерня схватила его за волосы и дёрнула голову вверх. Сквозь заплывший взгляд Марвин увидел глаза — нет, не голубые, не те, уже не те, и от этого вдруг ощутил такую муку, что был почти рад, когда следующим ударом Ойрек вышиб из него дух.

В себя он пришёл оттого, что его волокли по земле, подкидывая на кочках и корягах. Верёвка от связанных рук тянулась к конскому крупу, перед взглядом мелькали копыта, швырявшие в лицо грязный снег. Лошадь шла шагом, и Марвин сумел подняться на ноги прежде, чем всадник миновал узкий участок дороги и припустил рысью. Ехали довольно широкой тропой через лес; уже светало. Марвину приходилось бежать со всех ног, чтобы не упасть снова — живот у него и так уже был разодран до крови, и он сомневался, что всадник окажет ему любезность и станет придерживать коня всякий раз, когда пленник свалится с ног. Лес вокруг ходил ходуном, в голове гудело от конского топота, и Марвин даже не мог оглядеться: понимал только, что по пятам за ним тоже кто-то едет. Кавалькада неспешно двигалась лесной тропой к северу, и это было самое отвратительное путешествие из всех, которые доводилось переносить Марвину.

Ехали несколько часов, ни разу не сделав привала, и Марвин был почти счастлив, когда лес наконец кончился и впереди показался форт, зажатый меж скалистых холмов. Воодушевлённые его видом всадники пустили коней в галоп, и оставшиеся полмили Марвин проделал, волочась по земле. Его раскалывающаяся голова не вынесла такого испытания, и он снова потерял сознание, очнувшись уже в подземелье форта.

Какое-то время он просто лежал, не шевелясь и даже не открывая глаз. Болела каждая кость, каждый мускул, в голове била одновременно по меньшей мере дюжина колоколов. Потом стало холодно. Марвин со стоном перекатился на спину и, открыв наконец глаза, уставился в заросший мхом потолок. На лоб ему капнула вода. Холодная. Марвин облизнул губы и с третьей попытки сел. Руки по-прежнему были связаны. Он попытался распутать узлы зубами, но не смог. Тогда он вздохнул и, привалившись спиной к стене, осмотрелся.

Камера была крошечной — пространства хватало ровно на то, чтобы растянуться на полу в полный рост. Дверь заменяла сплошная решётка, сквозь которую виднелся короткий коридор, освещаемый парой факелов. В коридоре стоял колченогий стол с огарком свечи; угрюмый солдат, сидя на бочке, меланхолично швырял кости, явно скучая. Ещё одна камера находилась напротив камеры Марвина, но она пустовала.