Пташка

Все притихли, обратив любопытные взоры на прекрасную княжну, небывалой красотой известную далеко за пределами земли сидов. Она удалялась в свои покои, чтобы передохнуть, и ныне снова предстала перед гостями. Длинные золотистые пряди, убранные жемчужным очельем, ниспадали на покатые плечи, переливчатые складки богатого наряда, которые она придерживала тонкими, унизанными кольцами пальцами, неясно обозначали очертания ног. От вечерних холодов девушку спасала накидка, отороченная пушниной.

Взоры собравшихся летели в нее, словно стрелы, но Этайн не замечала их, спокойно проходя через палату в наступившей тишине, нарушаемой лишь звуком ее легких шагов и шелестом расшитого сверкающими каменьями подола.

– Батюшка, – негромко произнесла она, почтительно поклонившись.

Аэд поднялся на ноги и, не скрывая радости при виде дочери, порывистым движением протянул ей руку, возводя на кресло рядом со своим. Усевшись, девушка направила сияющий взор на собравшихся, и все они, осененные этим взглядом, убеждались, что княжна по праву называется прекраснейшей из детей сидов.

Теперь, когда его звезда вновь воссияла на престоле, князь поспешил дать знак продолжать веселье. Внимание придворных начало потихоньку покидать их, и Аэд скосил на дочь смеющиеся глаза.

– Удалось ли застолье? – В голосе правителя слышалось лукавство.

Этайн с мягкой улыбкой полуобернулась, так, чтобы ее лицо оставалось видным подданным. Девушка взмахнула ресницами, стараясь спрятать нечаянный взгляд в глубь хоромины, туда, где сидели заморские гости. Но очи оказались скорее мысли, и от них не ускользнуло, что она и сейчас, как с самого начала пира, находилась под пристальным, немигающим взором, от которого кровь шумела в висках. Нет, Этайн было не привыкать к восхищенным взглядам, но теперь… Эти глаза заставляли сердце биться по-другому, скачками.

– Застолье удалось на славу.

Голос княжны, нежный и ласковый, как у горлицы, казался смущенным. Безотчетно стараясь найти поддержку, Этайн бросила быстрый, уверенный в том, что он получит, взгляд в правый угол стола. Разумеется, там ее ждал, преданный и готовый в любое мгновение прийти на помощь, ответный взор медовых очей. Она едва заметно улыбнулась только ему и снова посмотрела на отца:

– Наши гости, кажется, тоже довольны.

– Гости-то? – усмехнулся князь. Девушка заметила, как глазные яблоки ее отца неспешно повернулись за стенкой желтоватых век. – Что ж, пора бы их уважить.

Он встал, взяв руку дочери в свою, и степенно направился к самой почетной части стола, за которой сидели представители достойнейших родов княжества и дорогой гость – молодой княжич Ингвар, будущий правитель Залесья, со своей дружиной. Все поднялись, покорно дожидаясь, пока Аэд займет свое место.

Чем ближе Этайн оказывалась к пирующим, тем горячее становился воздух вокруг нее. О! Разве видел он хоть раз в своей жизни подобную этой девушке? Ингвар ясно различал мелкое похрустывание парчовых складок, и его странно волновала мысль, что ткань обволакивала ее теплую, молочную кожу, такую же, что белела в крохотном вырезе горловины. Глухие покровы наряда сжимали сердце, которому не хватало места, и бисерные нити мерно поблескивали на вздымающейся груди.

Несколько пушистых прядей осеняли золотом виски. Тонкие розовые губы немного приоткрылись, словно Этайн стало трудно дышать. К бескровным щекам медленно приливал румянец – а может, лишь отсвет пламени, отраженный в неизменном багряном аксамите, изменил их цвет. Лучики длинных, незагибающихся ресниц колыхнулись, и вдруг ее взор, прямой и нетаящийся, ударил со всего размаха, так, что он покачнулся, словно получил тычок копьем в грудь. Таким голубым могло быть только небо в горах! И вот мимолетный взгляд уже ускользнул от его очей, и ее усаживают за стол. До юноши донесся тонкий, почти неуловимый запах ландыша.

Музыка снова ревела, гости налегали на угощения, гуляние продолжалось. Но звуки всеобщего веселья долетали до нее словно через невидимую завесу. Все, что занимало разум, – темные, бездонные глаза под собольими бровями. Хотелось повернуть голову и, не заботясь о том, что подумают другие, смотреть на него, только на него.

– Тебе нехорошо? – глухо раздалось откуда-то сверху.

Этайн медленно повернула голову к говорившему. Фиргалл взирал на нее как-то странно, чуждо. В его очах сквозили тревога, раздражение и испуг. Она молчала, продолжая смотреть ему в лицо. Девушке хотелось ответить, прервать нарастающее между ними напряжение, но язык не слушался.

Не глядя, молодой человек движением руки остановил проходящего мимо слугу.

– Вина княжне.

Его голос был сухим и резким, совсем не похожим на обычный. Фиргалл терпеливо дождался, пока виночерпий наполнил кубок, и передал его Этайн. Он внимательно, словно в первый раз, разглядывал девушку, сидевшую рядом.

Они знали друг друга с самого детства, не так, как это обычно заведено в княжеских семьях – поклоны, воспитание на разных половинах и редкие неловкие встречи. Нет, они росли бок о бок, были поверенными в делах друг друга и проводили почти все время вместе.