Прыжок леопарда

Филипп, не отходивший от него ни на шаг, даже сам удивлялся простоте и легкости поставленной перед ним задачи. Если бы не одно «но»…

Король Людовик, издержавшись в этой военной экспедиции и не заработавший ничего, кроме проблем и убытков (графская казна, как назло, бесследно исчезла, хотя из осажденного замка никто не смог убежать!!!), не выдержал и, не спросив согласия и совета у Сугерия, назначил Гильому Клитону огромный, по тем временам, рельеф за вступление во владение графством – тысячу марок серебром!

Молодому графу ничего не оставалось, как принять условия короля и единственное, чем он немного, как он думал, помог себе, была отсрочка до Пасхи следующего 1128 года. Он нарушил свою же клятву не взимать сбор за перевозимые товары, данную им рыцарству, которые, честно положа руку на сердце, именно с этого и жило, не считая, естественно, феодального разбоя и частных войн. Это было началом его конца…

Сначала, ни с того, ни с сего, как казалось Гильому, восстали рыцарские гарнизоны Лилля и Сент-Омера. Поразило его только одно: вместе с рыцарством, жившим привилегированно и обособленно от горожан, торговцев и крестьян, выступили ремесленники, горожане и, частично крестьяне, относившиеся ко всему абсолютно равнодушно. Через три дня восстал Гент. Рыцарство, на которое он и сделал ставку при воцарении, предало его первым, отринув оммаж и сломав, в знак его разрыва, соломинки, собравшись публично на большом поле Гента. Именно на том самом поле, где почти год назад в едином порыве давало Гильому Клитону клятву верности…

Гильома нельзя было назвать трусом и слабовольным человеком. Перед лицом опасности он, отринув все сомнения и наплевав на проблемы, расправил плечи и предстал миру во всей красе рыцаря, предводителя и полководца.

Он отправил письмо королю Людовику, в котором кратко известил его, словно вскользь, о бунте, сделав акцент, прежде всего, на возможность еще одной отсрочки выплаты рельефа. Гильом не мог прямо сказать Людовику, что, мол, денег пока нет, а те, что он сумел собрать, нужны ему дозарезу для подавления бунта.

Он был слишком самоуверен, пожалуй, даже чрезмерно, не желая признать полноценное и массовое восстание, обзывая его лишь презрительным словом «бунт».

Гильом собрал всех своих рыцарей в Брюгге. Большой зал графского дома был едва занят на пятую часть.

– Сколько нас? – тихо спросил он у де Леви, стоявшего подле графского трона.

– Здесь сотня рыцарей, мессир… – Филипп вздохнул сокрушенно. – С гарнизонами, что еще верны нам, едва перевалит за две сотни…

Гильом надул щеки и шумно выпустил воздух, поискал глазами кого-то в толпе рыцарей и, сделав приглашающий жест рукой, громко сказал:

– Мессир де Бриенн! Извольте подойти к нам!..

Жан де Бриенн, отвечавший с самого первого дня воцарения за арбалетчиков и пехоту графского войска, приблизился к королю, громыхая кольчугой, скрытой, на норманнский манер, длинным, почти до пят, сюркотом, украшенным цветами его родового герба: лазорево-белые замковые башни, расположенные в шахматном порядке. Массивная золотая цепь довершала его пестрый и богатый наряд. Было видно, что главный хранитель замков графства не жалеет денег на придание собственному виду как можно большей значимости и солидности.

Гильом всегда в душе посмеивался над любителями вычурных манер и стилей в одеждах, отдавая предпочтение, прежде всего, утилитарности и удобства в ношении в мирное и военное время, а подобное павлиньи выкрутасы его откровенно смешили и порой даже раздражали. Он сдержал усмешку, придал голосу наибольшую солидность и произнес:

– Мессир главный хранитель замков! – Бриенн присел на одно колено перед ним и склонил голову. Чего-чего, а этикету он у короля выучился, дай бог – подумал Гильом. – Мы, Божьей милостью и по воле нашего сюзерена – короля Франции Людовика, граф Фландрии Гильом повелеваем тебе принять под команду всех арбалетчиков, пехотинцев, фуражиров и инжениаторов, кои таковые потребуются для моих военный нужд! – Зал возбужденно загудел. Гильом окинул рыцарство взглядом и продолжил. – Повелеваю тебе, Жан де Бриенн, исправно получать в казне деньги для набора и найма воинов, способных и годных к военному ремеслу. Встань, де Бриенн! – Жан поднялся, позвякивая шпорами и мечом. – Сроку тебе неделя, чтобы набрать арбалетчиков числом пять сотен, пикинеров и копейщиков с павезами для защиты стрелков – тысячу человек, фуражиров и снабженцев возьми из замков и от рыцарской прислуги!

– Будет исполнено, ваша светлость! – Бриенн еще раз низко поклонился и спиной попятился назад, чтобы занять место, оставленное им среди рыцарей.

Гильом поискал еще кого-то глазами в толпе и, слегка повернув голову к Филиппу, спросил:

– Мой кузен, Гильом де Ипр, здесь?..

– Да, Гильом, он ругал кузнецов за кривые подковы лошадей твоей конницы… – ответил Филипп. Он всмотрелся в зал и, увидев Гильома, замахал ему рукой, подзывая к графу. – Во-о-он он, уже идет…

Клитон положил ему руку на ладонь и поблагодарил, после чего приветливо поздоровался со своим кузеном-бастардом и сказал: